Четверо за спиной

Смотрю в зал, выискивая потенциальных бедолаг мне в мужья. Деловито снуют слуги, разнося блюда с горячим. Другие с кувшинами наполняют гостям чарки хмельными напитками. Народ потихоньку расслабляется, разговоры становятся все громче и непринужденнее. Музыканты тихонько бренчат в углу, стараясь приглушить звон посуды и стук ложек.

– А что? Князь тебе благоволит. Да и сама ты – необычная. Будоражишь. Второй такой нет, – Драгомир подвигается чуть ближе и долго смотрит мне в глаза, словно хочет в них что-то прочитать.

– Всем ли довольна гостьюшка моя дорогая? – раздается у меня негромкое над ухом. От неожиданности вздрагиваю и разрываю зрительный контакт с волхвом. Поворачиваюсь к Велеславу. Он смотрит на меня своими колдовскими глазами, которые сейчас потемнели и кажутся густо-синими.

– Благодарю, князь. Все здесь необычно, где бы я такое еще увидела?

– А чего бы ей не быть довольной? Сидит с князем за столом да с золота ест, – раздается язвительный голос воеводы. Низкий, вибрирующий, мурашко-вызывающий. И что ж тебе неймется, грубиян?

– Гор…, – поворачивается к другу князь.

– Все хорошо, князь. Только вот боюсь, как бы волос в тарелки не нападало от чьих-то косм нечёсаных. Тогда даже с золота есть не захочется.

– И его подстричь хочешь? – притворно хмурится Велеслав, а в глазах смешинки. Похоже его тоже забавляет наша пикировка.

– Да вот еще! Много чести. Пусть топором себя пострижет. Глядишь – поумнеет.

– И как ты с таким змеиным языком до своих лет дожила? – в сердцах бросает воевода.

– Дожила. И до сих пор – молодая и красивая. А ты … уже просто – красивый.

– Я что – старый? – взвивается воевода. Как же его легко доводить до бешенства! И как приятно дергать этого тигра за усы. Под хохот его друзей.

– Ты это сказал, – пожимаю плечами и переключаю свое внимание на усмехающегося Велеслава, – князь, а почему у вас на пирах женщин нет?

– Э… а зачем они тут?

– Как зачем? Разговор поддержать, красотой своей глаз порадовать. Да и наряды с украшениями выгулять. Все девочки это любят.

– Тут разговоры мужские. Да под вина хмельные недоброе может быть.

– При женах и дочерях напиваться вдрызг уже никто не будет. А если муж на пиру не смог жену защитить – зачем он вообще нужен?

– Ты как скажешь, Ярослава, так все с ног на голову. Подумать надо.

– А что тут думать? Давай спросим.

– У кого?

– А и у гостей. Послушаем глас народа, – не мудрствуя лукаво, встаю на ноги и громко хлопаю в ладоши.

– Уважаемые мужи города, гости дорогие! Я издалека и многие ваши обычаи мне не понятны. Разъясните, отчего на пиры веселые вы своих жен-красавиц не берете? Ведь так оно веселее будет. Да и женщинам вашим, где еще сверкать жемчугами и смарагдами, как не на пиру княжеском?

Зал изумленно замолчал, а потом разразился криками:

– Невместно!

– Жена не кобыла, чтоб ее выставлять!

– Подождите! – отодвигаю стул и спускаюсь в зал. Я не лукавлю, мне действительно интересно. Центральная часть горницы свободная, выхожу и окидываю взглядом сидящих мужчин. – Давайте по одному. Встаньте и объясните мне, иноземке. Ведь жены ваши на ярмарки и торги ходят. На праздники в хороводах и прочих весельях участвуют. Наверняка и в гости к подругам да родным захаживают. А сюда, на княжий пир – почему не ногой?

Многие открыли рты чтобы крикнуть что шумливое, но аргументов не нашлось ни у кого. Кто-то недоуменно чесал затылок, кто-то раздосадовано переглядывался с соседями, но ничего толкового придумать не могли. В тупик поставила их гостья князя миргородского.

– А нас с женами князь не приглашал! – нашелся наконец-то кто-то языкастый. Зал охнул, а я с улыбкой повернулась к нахмурившемуся Велеславу.

– Как же так, князь? Может исправишь сие, раз народ просит?

Гневно дернулись ноздри властителя, но сдержался он.

– Так тому и быть! Через месяц приглашаю всех на пир. С женами или сродственницами, кто холост, – пророкотал раздосадованный Велеслав. Не доволен, что его крайним сделали. А потому, я, чтобы смягчить ситуацию, с благодарной улыбкой слегка кланяюсь князю. В ответ на мою улыбку правитель слегка расслабился, ушла хмурая складка меж бровей.

Когда зал перестал гудеть, я снова повернулась к сидящим за столами.

– Гости дорогие, я только предупредить хочу, чтоб вы не передумали. Ибо если ваши жены узнают, что вы их на пир не взяли, а подруги там были…, – мы с сидящими обмениваемся понимающими улыбками.

– Не сносить нам буйных головушек, – выкрикивает кто-то.

– Запилит до смерти, – подхватывает другой.

– Всю жизнь пересоленное снедать придется.

Чувствую, что зал оттаял, почувствовав во мне, в некотором роде, единомышленника. Надо закрепить результат. Снова хлопаю в ладоши, чтобы тишина наступила.