Четвероевангелие

Кроме того, Господь говорил притчами, «чтобы сделать свою речь более выразительной и запоминающейся, при помощи образов внушить им определенные вещи»[189]. Очевидно, что пересказать притчу о мытаре и фарисее легче, чем Нагорную проповедь или беседу о равенстве Сына и Отца, так как выразительный и знакомый образ, сюжетная история удобнее для запоминания. Но что важно: притча отнюдь не упрощает проповедь, не делает учение очевидным (иначе ученики не подходили бы к Христу и не говорили: мы ничего не поняли, разъясни). Притча – это прикровенное знание, символ[190], который связывает разные планы бытия: мир духовный и мир земной. В этом отношении притча сопоставима с функциями оконного стекла: с одной стороны, оно соединяет нас с внешним миром, сообщает нам знание о том, что происходит за окном, а с другой стороны, отделяет от него. То есть функция символа двойственна – сообщить некое знание и в то же время сохранить это знание от чрезмерного дерзновения человеческого ума; символ дает возможность прикоснуться к тайне духовного мира, тайне богооткровенной и в то же время защищает ее. Притча – это и откровение, и препятствие. Проповедь в притчах защищает истину от поругания: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас» (Мф. 7: 6). Христа окружала толпа, в который были не только искренние, непредвзятые люди, но и те, кто искал, как бы уловить Христа в слове: «Потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют; и сбывается над ними пророчество Исаии, которое говорит: слухом услышите – и не уразумеете, и глазами смотреть будете – и не увидите, ибо огрубело сердце людей сих и ушами с трудом слышат, и глаза свои сомкнули, да не увидят глазами и не услышат ушами, и не уразумеют сердцем, и да не обратятся, чтобы Я исцелил их» (Мф. 13: 13–15). Понятно, что тот, кто хотел слышать, чье сердце было для Христа открыто и готово к вере, тому тайны Царства открывались и в приточном образе: «Кто имеет уши слышать, да слышат» (Мф. 13: 9).

Почти все притчи Христовы можно назвать притчами о Царстве Божием. Некоторые притчи говорят о том, что такое Царство, другие – о том, как войти в него, но строго классифицировать притчи по содержанию невозможно, в одной притче могут быть отражены многие реалии духовной жизни. Например, можно притчу о мытаре и фарисее отнести к притчам о покаянии, а можно назвать ее и притчей о молитве или о смирении. Но некоторые притчи по преимуществу можно отнести к притчам о Царстве, потому что Сам Христос это делает, говоря: «Царство Небесное подобно…» «Царство Небесное» и «Царство Божие» – это синонимы, то и другое выражение указывают на иную, таинственную реальность по отношению к реальности земного мира. Отсюда сложность адекватного описания в терминах нашей действительности того, что «не видел глаз, не слышало ухо, и не приходило на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его» (1 Кор. 2: 9). В Евангелии от Иоан на Царство Божие часто называется просто «жизнь вечная» (например: Ин. 3: 15–16; 4: 14, 36; 5: 24, 39 и т. д.). В явлении Царства сочетаются два плана – времени и вечности: во Христе человек на земле уже обладает Царством Божиим, но в то же время он им еще не обладает, уже имеет в себе вечную жизнь и в то же время еще только стремится к ней (это общехристианское состояние между «уже» и «еще» ап. Павел выразит одной фразой: «Мы спасены в надежде» (Рим. 8: 24). Притча как прикровенная форма знания помогает уловить эту двойственность в явлении Царства, явление Царства как процесс.