Четверть века назад. Часть 2

— Тучки небесныя, вѣчные странники, прочла Лина, — конечно, знаю.

— Такъ позвольте мнѣ, въ видѣ объясненія, сообщить вамъ нѣкое подражаніе этому стихотворенію.

— Пожалуста!

Духонинъ началъ медленно и отчетливо, видимо смакуя каждое произносимое имъ слово (онъ былъ авторъ «подражанія»):

Дама московская, вѣчная сплетница,
Въ пору ненастную, пору туманную
Мчишься куда ты, поспѣшная вѣстница,
Съ дальней Остоженки вверхъ на Басманную?

Что тебя гонитъ? Души ли спасеніе,
Помощь ли тайная, думушка ль думная,
Или любви молодой увлеченіе, —
Жажда свиданья, иль ревность безумная?

Нѣтъ, ей слова надоѣли безплодныя:
«Время-молъ, время сыграть мнѣ въ открытую!..»
Злобно смѣются черты благородныя,
Шепчутъ уста клевету ядовитую…

— О, какъ это зло! воскликнула Лина, — и неужели…

Она не успѣла договорить… За ея стуломъ очутилась въ эту минуту сама княгиня Додо.

— Poétique Ophélie, я просто молюсь на васъ, съ очаровательнѣйшею изъ своихъ улыбокъ кинула она, проходя, Линѣ, словно букетъ на сцену, и поплыла далѣе, къ дочери.

Женни все такъ же невинно глядѣла въ потолокъ, широко опахиваясь вѣеромъ.

— Нечего любоваться тамъ всякими nudités, могли бы приличнѣе себя держать! прошипѣла маменька, наклоняясь къ ея уху.

Дочка будто и не слыхала:

— Что maman, кончилъ папа свою партію? Мы могли бы уѣхать, громко выговорила она.

— Нѣтъ еще! отрѣзала княгиня. «И все лжетъ, все обманъ, говорила она себѣ удаляясь, — и, только я уйду, начнется опять кокетство съ этимъ мерзкимъ фатишкой. Никогда замужъ не выйдетъ! А Лоло до ужина и не говори объ отъѣздѣ. Et mon mal de dos qui recommence… Нѣтъ, это не жизнь, а каторга!..»

А другая маменька, хлопая глазами и улыбаясь заискивающею улыбкой, говорила въ это время графу Анисьеву:

— Вы не очень скучаете, mon cher comte?

— Можете ли вы предполагать, княгиня! живо возразилъ флигель-адъютантъ, любезно и почтительно наклоняя голову предъ своею дамой:- развѣ возможно скучать въ такомъ обществѣ?

— Конечно, sans doute, пропѣла Аглая Константиновна, — Olga а beaucoup d'esprit dans son genre: mais vous êtes habitué aux conversations du grand monde de la capitale…

Она хотѣла что-то прибавить еще въ разъясненіе этого глубокомысленнаго размышленія, но почему-то воздержалась, уперлась круглыми глазами въ затылокъ не оборачивавшейся на ея голосъ Лины, и, въ очевидномъ чаяніи что дочь услышитъ ея слова, промолвила громко и съ разстановкой:

— Vons avez autant d'indulgence que d'esprit, mon cher comte!

На счастіе Анисьева, гоготавшій какъ гусь на болотѣ «Сенька» Водоводовъ подлетѣлъ къ нему въ эту минуту съ двумя дамами, надрываясь со смѣху отъ провинціальной невинности избранныхъ ими «qualités»:

— Тюльпанъ или гвоздика?

— Тюльпанъ.

И флигель-адъютантъ, откинувъ свой эполетъ, торопливо вскочилъ со стула и полетѣлъ по залѣ съ выпавшею ему на долю «пуляркой» Eulampe.

— Ольга, ты не знаешь почему онъ не танцуетъ съ Линой? прошептала ей на ухо Аглая.

— Не знаю, коротко отвѣтила барышня; она сидѣла вся красная и разобиженная….

Княгиня глянула еще разъ въ затылокъ дочери, вздохнула такъ что при этомъ лопнула одна изъ петлей ея шнуровки, и направила стопы свои въ гостинную.

VI

Только что успѣлъ вернуться на свое мѣсто графъ Анисьевъ какъ къ Ольгѣ подошелъ капитанъ Ранцевъ, держа за руку какую-то уже выбранную имъ блондинку. Онъ глянулъ избока на флигель-адъютанта, и протягивая съ поклономъ руку барышнѣ, проговорилъ скороговоркой:

— Пермете дангаже пур калите!

Ольга скорчила ужасную гримасу, и съ видимою неохотой поднялась со стула:

— Ignorance! уронила она свысока, не глядя на него, и чуть притрогиваясь кончиками перчатки къ его раскрытой рукѣ.

— Connaissance! поспѣшила сказать за нею блондинка, невѣдомо почему хихикнувъ при этомъ.

Бѣдный капитанъ побагровѣлъ какъ піонъ, и подавляя вздохъ повелъ ихъ къ Толѣ Карпаухову, танцовавшему съ прехорошенькою женой уѣзднаго судьи, которую онъ видимо увлекалъ плясаньемъ своимъ на канатѣ напыщеннѣйшихъ романтическихъ фразъ.

— Скажите, пожалуста, по возвращеніи Ольги на мѣсто, спросилъ ея кавалеръ, — кто это васъ сейчасъ выбиралъ? Я его будто гдѣ-то уже видѣлъ. Онъ служилъ въ военной службѣ, не правда ли?

— Да, герой даже, говорятъ. Ранцевъ его фамилія, капитанъ отставной, тѣмъ же пренебрежительнымъ тономъ отвѣчала она, — въ Венгріи отличился.

— Такъ, при Коморнѣ, я его тамъ видѣлъ; онъ съ ротой, перебитою на половину, первый вошелъ въ городъ. Владиміра съ бантомъ получилъ за это; очень храбрый офицеръ… И теперь во фракѣ! Какая же теперь его position sociale?

Ольга широко засмѣялась:

— Главная его position быть безъ памяти и безъ надежды влюбленнымъ въ меня, объявила она напрямикъ.