Четверть века назад. Часть 2

— Пошло, безобразно, отвѣчала она, садясь насупротивъ его, — но въ отчаяніе приходить отъ этого все-таки безумно. Ты долженъ былъ это предвидѣть заранѣе. Какъ ты до сихъ поръ ни поглощенъ былъ твоими книгами, но не можешь же ты не знать въ какой строй сложилось, на какихъ понятіяхъ живетъ наше общество; тебѣ и по исторіи должна быть это наконецъ извѣстно….. Ну да, ты по происхожденію тотъ же Рюриковичъ, что и Шастуновы, а дѣдъ этого Анисьева — выслужившійся Гатчинецъ, одной породы съ Аракчеевымъ; въ другой странѣ съ понятіями о «naissance», какъ это разумѣется тамъ, не могло бы и рѣчи быть, кто изъ васъ болѣе въ правѣ претендовать на руку княжны. Но у насъ, милый мой, этихъ взглядовъ нѣтъ, родовая наша знатность — миражъ, и всѣ знаютъ что за нимъ пустота одна и туманъ. Отсюда и складъ понятій соотвѣтствующій. Хорошъ онъ или дуренъ, и почему не сумѣли мы выработать другаго, — иной вопросъ, но онъ логиченъ, и его ты не перевернешь. Иллюзій себѣ нечего намъ съ тобою дѣлать: въ глазахъ свѣта нашего, его огромнаго большинства во всякомъ случаѣ, этотъ флигель-адъютантъ — партія для княжны, а выходя за тебя она дѣлала бы «mésalliance», потому что ты — ничего, кандидатъ, какихъ сотни, а онъ — un personnage, въ милости, близокъ къ солнцу, предъ нимъ кар…..

— Вотъ видите, вы тоже, вспыльчиво прервалъ ее еще разъ Гундуровъ, — вы тоже признаете за нимъ всѣ права, а за мной никакихъ!…

— Самое священное изъ нихъ, воскликнула его тетка:- она платитъ тебѣ взаимностью…. Но самъ ты, говори по совѣсти, стоишь ли ты ея?…. Послушай, Сережа, ты мнѣ съ дѣтства никогда не лгалъ, говори, — и отъ пронимавшаго ее волненія красныя пятна выступили на лицѣ Софьи Ивановны, — что ты сказалъ княжнѣ? Я все время тамъ слѣдила за твоимъ лицомъ: у тебя были не хорошіе глаза когда ты говорилъ съ ней, они были злѣе чѣмъ того требовала даже твоя роль; она видимо такъ страдала что на нее смотрѣть, нельзя было безъ жалости. Не изъ-за одного же это утренняго разговора здѣсь? Было еще что-то потомъ, въ театрѣ? Что ты ей сказалъ?

Лицо Сергѣя поблѣднѣло:

— Я былъ подъ вліяніемъ всѣхъ этихъ оскорбленій, того что сказано было — и предъ самымъ, какъ нарочно, выходомъ моимъ на сцену… Я… передалъ объ этомъ, чуть слышно договорилъ онъ.

— Счелъ нужнымъ сообщить ей то что говорилъ какой-нибудь Свищовъ!.. Отлично! Что же дальше?

— Что «дальше»? переспросилъ онъ безцѣльно, не зная куда дѣться отъ неотступнаго взгляда тетки, который онъ чувствовалъ и сквозь опустившіяся его вѣки.

— Отъ того что могъ говорить господинъ Свищовъ ей не могло быть ни тепло ни холодно, я въ этомъ увѣрена, рѣзко промолвила Софья Ивановна;- ты къ этому долженъ былъ прибавить своего чтобы довести ее до того что она не могла даже доиграть до конца?…

Въ душѣ Гундурова происходило въ эту минуту нѣчто подобное тому что испытываетъ человѣкъ стоящій на скалѣ надъ глубокою рѣкой и чувствующій что у него кружится голова, и онъ сейчасъ, сейчасъ упадетъ съ высоты въ эти темныя волны….

— Что могъ я сказать въ такомъ состояніи, проговорилъ онъ не своимъ, визгливымъ, чуть не плачущимъ голосомъ, — когда я видѣлъ что все противъ этого…. когда она сама утромъ сказала что ея мать никогда…. Я сказалъ…..

Онъ словно захлебнулся.

— Что? Что сказалъ? настаивала Софья Ивановна, не отрываясь отъ него взглядомъ.

— Я сказалъ что былъ сонъ….. Онъ остановился опять.

— «Сонъ», повторила она, — то-есть, то что ты любилъ и надѣялся — сонъ? Такъ?… Ну, а за этимъ что же?

— Что же послѣ сна? пылко, грубо воскликнулъ Сергѣй, понимая что скала обрушилась и онъ безнадежно летитъ въ воду:- послѣ сна пробужденіе….

Софья Ивановна перегнулась всею грудью черезъ столъ, какъ бы желая дотянуться глазами до самыхъ глазъ племянника, причемъ блонды ея чепчика чуть не вспыхнули отъ пламени одной изъ стоявшихъ тутъ свѣчъ. Гундуровъ только успѣлъ схватить ее и отставить.

— Ты это сказалъ княжнѣ? Ты, значитъ, отказался…. отказался отъ нея?….

Она такимъ же порывистымъ движеніемъ, упершись руками о столъ, встала на ноги:

— Сергѣй Михайлычъ Гундуровъ наплевалъ на ангела, котораго слѣды онъ не достоинъ цѣловать!.. Что же мы здѣсь дѣлаемъ? Для чего я не у себя, въ Сашинѣ, а маюсь здѣсь и участвую во всемъ этомъ уродствѣ?… Пошли мнѣ Машу! Я ни минуты не останусь здѣсь!.. Я какъ предчувствовала, боялась увидать княжну послѣ этого театра…. Я ее болѣе и не увижу никогда, мнѣ слишкомъ стыдно и больно было бы взглянуть ей въ глаза. Пошли мнѣ горничную!..

Гундуровъ всталъ весь блѣдный, съ посинѣвшими губами:

— Дѣлайте какъ знаете, проговорилъ онъ какъ въ бреду, — но я этого не переживу…

Все ея возбужденіе мигомъ соскочило съ нея: она упала снова въ кресло, испуганно воззрясь ему въ лице:

— Ты сумасшедшій! проговорила она дрожащимъ голосомъ и подымая плечи. — А я тебя избаловала, это правда, примолвила она помолчавъ, — ты эгоистъ сталъ, не деликатенъ….

— Тетя, пощадите, прошепталъ онъ, — у меня и такъ въ душѣ адъ!..

Ей вдругъ сдѣлалось неимовѣрно его жаль.