Четверть века в Америке. Записки корреспондента ТАСС

Кстати, благодаря восьмичасовой разнице во времени в Москве зачастую знакомились со свежими выпусками New York Times или Washington Post даже раньше, чем в самой Америке. Причем не только в наших обзорах, но и в оригинале, поскольку ключевые статьи пересылались для перевода по факсимильной связи.

Помню, именно оригиналы стал затребовать себе после возвращения на родину со своей рекордной посольской вахты в Вашингтоне в 1986 году легендарный наш дипломат Анатолий Добрынин. А мы и рады были служить. Обработка публикаций в любом случае входила в обязанности тассовцев и заменяла собой в доцифровую эпоху агрегаторы наподобие «Инопрессы» – во всяком случае, для подписчиков, получавших соответствующую рассылку.

Я сам первые годы работы в ТАСС занимался переводами и порой невольно усмехался цензурному парадоксу: бывали случаи, когда статьи из зарубежных газет с массовыми тиражами переводились и направлялись в наши «инстанции» в единственном экземпляре. Но зато школа работы с текстами была отличная и к тому же выгодная: переводческий труд даже в советское время оплачивался в агентстве постранично, и я мальчишкой зарабатывал, как какой-нибудь министр.

Впрочем, при первой же возможности я все равно ушел из отдела переводов в региональную редакцию, открывавшую путь к зарубежной корреспондентской работе. И вот в день победы над путчистами из ГКЧП по сути ретранслировал в Москву из Нью-Йорка в режиме реального времени то, что передавали с места событий американские телеканалы.

Дома это было востребовано: советское телевидение, как я понимаю, таких передач не вело, а Интернета еще не было. Американцы же в своих репортажах делали и попытки анализа ситуации, давали оценки, которые вливались в общий хор «откликов» со всего мира, обобщавшихся для советского руководства и СМИ в «доме под глобусом» на Тверском бульваре.

«Вы уж там потише…»

Оторвался я тогда от телеэкрана, разумеется, не по формальному графику, а лишь после того, как меня сменил утренний дежурный. Естественно, все сроки разрешенной ночной парковки на улице в самом центре города давно прошли, и моей служебной машины там, где я ее оставил накануне вечером, уже и след простыл.

Пришлось ехать за ней на штрафную стоянку, а затем с ворохом квитанций являться в суд. Признаюсь, дорожка туда была проторена: хотя в Нью-Йорке в те времена и существовали специальные парковочные места для автомашин с пресс-номерами (кто бывал на Манхэттене, тот поймет, насколько это редкая и ценная привилегия), спорные ситуации, связанные с необходимостью «отсуживать» штрафы, возникали не раз.

Поэтому порядок действий я знал. Дождавшись вызова к судье, сказал, что признаю себя виновным, но прошу выслушать мое объяснение. И дальше изложил все как было: дескать, сами знаете, ваша честь, что творится в Москве.

Вердикт последовал незамедлительно. «Дело прекращено!» – громко провозгласил судья, освобождая меня от ответственности. Стукнул молотком, сделал пометку в бумагах и, чуть наклонившись в мою сторону, вполголоса добавил: «Только уж ради Бога вы там у себя постарайтесь потише, чтобы нам всем вместе с вами не взлететь на воздух!»

Сжав в кулаке копию полученной индульгенции, я, конечно, обещал сделать для этого все от меня зависящее…

Миф о «конце истории»

И Господь миловал: в огне ядерного пожарища мир пока не сгорел. Хотя некоторые специалисты считают, что и сегодня – почти тридцать лет спустя – угроза сохраняется, а может быть, и усиливается.

Вот ведь тогда отпустивший мне грехи судья – по сути рядовой клерк в мантии, следивший за порядком на нью-йоркских улицах, – в целом понимал, чем чревато чрезмерное обострение отношений между нашими странами. А теперь часто кажется, что и высокопоставленные политики в Вашингтоне не очень-то отдают себе в этом отчет. И ломают или демонтируют один за другим механизмы стратегической стабильности в этих отношениях. По сути – пилят сук, на котором все мы сидим.

Впрочем, удивляться особо не приходится. В декабре 1991 года – через четыре месяца после описанных выше событий – Советский Союз прекратил свое существование. Для всех нас, его бывших граждан, этот общий наш жизненный водораздел стал величайшим геополитическим и личным потрясением, а для миллионов людей – и подлинной катастрофой.

Но за океаном он был однозначно воспринят как подтверждение полного и окончательного триумфа Америки и ее либеральных ценностей, породил даже нелепую теорию о «конце истории». А нынешнее поколение американских политиков – из тех, кому сейчас «за сорок» и кто примеривается к высшей власти в США, – как раз и выросло на подобных мифах.

Крепость задним умом

Да что кивать на американцев. Мы же сами тогда гордились и восторгались Михаилом Горбачевым и его реформами, приветствовали провозглашение «общечеловеческих» универсальных ценностей.