Четвертая мировая война

Жизненно важная роль журналистики оказалась «похищеной» медийными монополиями. Рейтинг средств массовой информации — заслуга работающих в них журналистов, а не авторов рекламных роликов, поставлен на службу политического маркетинга, что особенно заметно во время избирательных периодов (а избирательным сейчас является весь календарь, даже когда в обозримом будущем нет никаких выборов). Таким образом, рекламный имидж заменяет принципы и политические программы и превращается в нечто самое главное и нередко «толкает» целую политическую партию в объятия того, кто «одет» в «самые народные» одежды (так было с ПНД по отношению к Фоксу, так происходит сейчас с РДП по отношению к Лопесу Обрадору и ИРП… ИРП… наверняка скоро кого-нибудь себе найдет.).

Вывод: Разница между «предмодерностью» и «постмодерностью» заключается в том, что в течение первой у политиков были те, кто им готовил речи, а во время второй у них есть те, кто делает для них рекламные ролики.

Тем не менее, объятия средств массовой информации и класса политиков могут оказаться смертельными… для самих средств массовой информации. Опьяненные прямой привилегированной связью с политической властью журналисты воспринимают ее порой как свой единственный адресат и забывают о своей социальной функции. И если эта тенденция сохранится, не пройдет много времени до той поры, когда единственными заинтересованными в этих новостях останутся только другие журналисты (с сожалением вынужден сообщить им о том, что политики не смотрят, не читают и не слушают новостей, у них всегда есть ответственный или ответственная, который или которая регулярно готовит им резюме). И точно так же, как сегодняшние политики обходятся без тех, кем они правят, так и завтрашние средства массовой информации обойдутся без аудитории. Тогда они поздравят друг друга и, глядя на себя в зеркало другого, скажут себе: «Какие мы важные!»

Разница между прогрессивным и фашистским средством массовой информации заключается в употреблении ими личных местоимений я, мне, меня, со мной…

«Демонстрация против преступности»,[181] названная многими «исторической» (хотя эту честь ей удалось удержать всего на несколько дней, пока уход в отставку Дурасо[182] не отправил ее, как говорим мы, журналисты, «во внутрь»), вызвала некоторые дебаты (которые на самом деле оказались интенсивным обменом эпитетами) о роли средств массовой информации.

После угрозы народным восстанием в ответ на в любом случае несправедливый, неоправданный и незаконный процесс по лишению Лопеса Обрадора парламентской неприкосновенности, РДП и ближайшие к ней группы призвали выразить свое возмущение путем организации так называемой «Молчаливой Демонстрации». Эта мобилизация была полным успехом в смысле участия в ней… зажиточных слоев. Столько времени, потраченного на завоевание этого сектора (Джульяни, «вторые этажи», исторический центр города Мехико, строительный бум в Санта-Фе, «Хьюстон» западной части Столичного округа[183]), и в результате он, неблагодарный, выходит на улицы протестовать по поводу роста преступности.

Наступает момент проведения демонстрации и правые, которые всегда готовы к капитализации всего, брошенного левыми, пытаются ею воспользоваться (неудачно, как выяснилось впоследствии). К этому добавляются средства массовой информации. Кстати, огромное большинство манифестантов выходят на улицу благодаря призывам телевидения, радио и прессы. Есть средства информации, которые это делают в рамках «демонстрации силы» перед Лопесом Обрадором и стремятся «приручить» его, и есть другие, делающие это просто из собственной последовательности, считая адресатами демонстрации федеральное, региональное и муниципальное правительства.

Значительная часть участников демонстрации принадлежала к обеспеченным слоям мексиканского общества (улицы, прилегающие к Реформе[184] и историческому центру, занятые автомобилями с шоферами и телохранителями, изнывающими в ожидании, десятки припаркованных автобусов из частных школ, роскошные рестораны, переполненные до, во время и после демонстрации, как сказал мне один свидетель: «это было как торговый центр, но колоссальных размеров»). Конечно же была использована и старая мексиканская традиция по «сгону» и «добровольно-принудительному участию по списку» (крупные магазины торговых центров «освободили» от работы своих служащих, отправившихся на демонстрацию). И тем не менее, требования, прозвучавшие на этой демонстрация оказались вовсе не те, которых ожидали правые. Нет, демонстранты не выступили против экспроприации частных предприятий, налогов на предметы роскоши, законов, заставляющих фирмы платить достойные зарплаты, поддержки нефтью кубинского правительства или с требованием того, чтобы «розовое» правительство ушло в отставку. Вышедшие на улицы люди выступили против преступности. Да, это были отнюдь не массы бедняков, но в таком случае что, пусть свободно грабят, похищают и убивают всех, кто не беден?