Четвертая мировая война

Он делает элегантный магический жест. Все застывает, огни гаснут как гаснут свечи, когда медленный ветер лижет их лица. Следующий жест — и яркий луч освещает одну из музыкальных шкатулок в витрине. Танцовщица в легком лиловом платье, протянув вверх руки, на цыпочках удерживает вечное равновесие. Дурито пытается повторить эту позу, но немедленно запутывается в многочисленных лапках. Следующий магический жест — и возникает пианино размером в сигаретную пачку. Дурито садится за пианино и ставит на подставку пивную банку — кто знает где он ее взял, но скорее всего взял достаточно давно, потому что она уже наполовину пуста. Дурито хрустит пальцами, пытаясь их размять, как это обычно делают пианисты из бара перед фильмом. Дурито поворачивается к танцовщице и склоняет голову. Танцовщица начинает двигаться и делает реверанс. Дурито мурлычет каку-то неизвестную тонаду, постукивая лапками в такт, потом закрывает глаза и слегка покачивается. Звучат первые ноты. Дурито играет в четыре руки. С другой стороны стекла танцовщица начинает вращение и медленно поднимает правую ногу. Дурито склоняется над клавишами и с яростью обрушивается на них. Танцовщица делает свои лучшие па, насколько это позволяет ей ее заключение в музыкальной шкатулке. Город стирается. Не остается ничего, только Дурито за пианино и танцовщица в своей музыкальной шкатулке. Дурито играет, а танцовщица танцует. Город удивлен, его щеки горят, как от неожиданного подарка, приятного сюрприза или хорошей новости. Дурито отдает ему лучший из своих подарков — небьющееся вечное зеркало, прощание, которое не болит, а облегчает и очищает. Спектакль длится всего несколько мгновений; по мере того, как вновь обретают свою форму города, населяющие этот город, гаснут последние ноты. Танцовщица возвращается к своей неудобной неподвижности, Дурито втягивает голову в плащ и делает легкий реверанс в сторону витрины.

«Ты навсегда останешься по ту сторону стекла? — спрашивает у нее и у себя Дурито. — Ты всегда будешь с той стороны моего отсюда, а я всегда буду с этой стороны твоего оттуда?

Будь счастлива и прощай навсегда, моя дорогая несчастная счастливица. Счастье — это как подарок, оно не дольше короткой вспышки, но всегда оно того стоит.»

Дурито переходит улицу, поправляет на себе шляпу и бредет дальше. Перед тем, как свернуть за угол, он поворачивается к витрине. Стекло украшает дыра, похожая на звезду. Бесполезно звучат сирены. За стеклом уже нет танцовщицы из музыкальной шкатулки…

Этот город болен. Излечение наступит, когда болезнь войдет в стадию кризиса. Коллективное одиночество, умноженное на миллионы, сможет найти себя и причины этого бессилия. Тогда и только тогда этот город лишится серого цвета, в который он одет сегодня, и украсит себя цветными лентами, которых так много в провинции.

Этот город живет в жестокой игре зеркал, но игра зеркал бесплодна и бесполезна, если нет в ней стекла как цели. Достаточно понять это и, как кто-то сказал, бороться и начать быть счастливым…

Я возвращаюсь, приготовь табака и бессонницы. У меня есть много чего рассказать тебе, Санчо», заканчивает свое письмо Дурито.

Рассветает. Несколько фортепианных нот сопровождают наступление дня, и Дурито уходит. Солнце на востоке — словно камень, разбивающий стекло утра…

Еще раз всего наилучшего. Привет и пусть сдаются пустые зеркала.

Суп, встающий из-за пианино
и растерянно ищущий
среди стольких зеркал
дверь для выхода… или для входа?

ДУРИТО V. Неолиберализм: Хаотическая теория экономического хаоса

17 июля 1995 г.

Вам пишет Дурито, потому что Супа сейчас нет. Он влез на самый высокий холм и смотрит на линию горизонта. Он надеется, что подарков, которые пришлют на его день рожденья, будет столько, что понадобится «бабушка всех караванов», чтобы доставить их все в горы юго-востока Мексики. Он говорит, что длинную вереницу грузовиков будет видно издалека. Бедняга! Он не знает, что уже всем известно, что его день рождения — 30 февраля.

— Ладно, вот вам коммюнике и найденный здесь брошенный постскриптум.

— Наконец мы можем дышать спокойно! Правительство заявило, что через два года все мы будем оччччень счастливы. Осталось только увидеть, кто переживет эти 730 дней, отделяющие нас от рая.

— Хорошо. Привет и пожалуйста не включайте Мехию Барона[52] в правительственную команду по диалогу в Сан Андресе.

Из гор юго-востока Мексики

Дон Дурито Лакандонский

P.S., приветствующий пшеницу, которая как знамя развевается на утреннем ветру.