Алексей обратился к таксисту, тот стал возмущаться, перебиваемый гулом сигналки, дескать «не положено не довозить-то» на что Говорухин дал ему больше денег, чем было обещано за поездку, и попросил открыть багажник. Прибежал водитель буйного автомобиля. Говорухин указал на поверженного бомжа, как виновника конфуза. Автомобилист сорвался с цепи, его крик слился с воем сирены, он стал топтать бездомного, будто бы хотел затолкать жалкое тело глубже в асфальт. Всхлипывания перебивали шум. Говорухин не стал обращать внимание. Взяв чемоданы, он устремился вперед, расталкивая людей, расчищая путь для сестры с ребенком. Человеческая масса, двигавшаяся в обе стороны, поглощала в себя любого. Трудно было не потеряться в такой толпе людей, которая, казалось, только уплотнялась с каждым шагом, приближавшим их к вокзалу. Дошло до того, что пришлось протискиваться, а Говорухин пожалел о том, что давно не бывал в спортзале. Отталкивать всех — от стариков, до юношей и подростков. От интеллигентов, одетых в френчи, с зонтиками, до борзых ребят в спортивных костюмах. От одинаковых девушек чуть за двадцать, до поднаторевших в жизни полных калош, радостями в жизни которых была жирная пища, да пачка дешевых сигарет. Он оглянулся назад — Света и Боря еле за ним поспевали. Кто-то дал ему локтем по виску, он потерял координацию, буквально на секунду, и марионеткой навалился на людские туши. Быстро пришел в себя — голова чуть кружилась, но этот путь должен быть пройденным до конца. Говорухин работал корпусом, оттесняя одних, оттесняемый другими. Каждый шаг был будто борьбой, но не за место под солнцем, а за единственный оставшийся выход. Дышать становилось тяжелее — вот он и встрял, как желе или в живом студне, неспособный двигаться дальше. Ручьи холодной воды били по ногам, запах потной шерсти по носу. Нужно что-то придумать. Он посмотрел на Свету и Борю, сдавливаемых людьми. Бросил чемоданы, взглядом приказал схватиться за сына, как в последний раз и закричал громко в небо: «БОМБА БЕГИТЕ».
Их понесло течением. В потоке людей они сошлись вместе и соединились в объятии, чтобы никто не смог их уронить, чтобы не быть самими затоптанными. Люди врезались друг в друга, ударялись друг об друга кто-то с размаху влетел в них, но они удержались. Толпа стала редеть, и отступать куда-то вперед к забитым пробками дорогам. Черт, деньги, чемоданы. Говорухин высвободился от рук, и рванул к саквояжу, чтобы никто не успел его утащить. Он увидел, как кто-то схватил один из чемоданов и пытался убежать с ним вперед, пока какой-то проходимец пытался утащить другой. С разбега, всем телом, Говорухин протаранил его — тот завалился на землю, прижав чемодан, как родного ребёнка к груди. Журналист схватился за саквояж и навалился прямо на него. С глухим стуком он ударился об лицо проходимца. Пока он не успел прийти в себя Говорухин вырвал чемодан из его рук и побежал за другим, на ходу расталкивая других. Саквояж тяжелел в руке и замедлял его. Маячивший впереди человечек непонятной национальности в костюме адидас на ходу стал открывать ридикюль, чтобы посмотреть его содержимое. Говорухин сделал отчаянный рывок, чтобы догнать его, схватил чемодан в обе руки, прикрываясь им будто щитом, и тараном врезался в вора. Они оба упали. Говорухину показалось, что он отделался несколькими ссадинами. Чемодана из рук он не выпустил. Жулик повалился на земь к нему спиной и не двигался. Содержимое чемодана развеивалось по ветру на проспекте. Женское белье, штаны, футболки, куртка, денег не было. Воришка ожил. То ли цыган, то ли какой-то приезжий, он обернулся, с испуганным видом посмотрел в глаза Говорухину и тут же вскочил, исчезнув за толпой бегущих людей.
Говорухин с трудом поднялся. Пальто было мокрым, вода забралась в ботинки. Можно было простыть. Кто-то его толкнул, он снова чуть не упал, но сумел устоять. Да, главным в жизни было устоять. «Теперь можно давать мастер-классы по микс-файтам с участием подручных средств, — подумал журналист, — этого мне будет не хватать». Он подошел к распахнутому саквояжу, осмотрел оставшееся содержимое — носки, домашняя футболка с принтом Советского союза, трикотажные штаны с заштопанной дыркой. Рядом валялись тюбики с дешевой косметикой, успевшие искупаться в дождевой воде, мыльно-рыльные принадлежности и разбитый фен. Хоть что-то. Говорухин скинул всё в чемодан и застегнул его. Затем облегченно похромал назад, будто бы изможденным солдатом шел по полю боя. Толпа окончательно рассеялась, оставив за собой тела старушки в окровавленном платке, женщины средних лет с авоськой еды и пацана в модных кедах. Впереди лежал кто-то еще, Говорухин не мог отчетливо увидеть кто же, из-за угла доносилась сирена скорой. Шёл он, будто бы оглушенный. Света вместе с Борей стояли у входа — мальчик был хладнокровен, а его мама прижимала к груди и закрывала ему глаза. Люди начинали снова собираться и пересекать вокзальную площадь.