Четвертая Скрепа (СИ)

— Ну знаете, Захар Варленович, работа выматывающая, нервная, один год за три, капиталисты ездят на нас, как на лошадях, — Говорухин попытался заговорить юноше зубы, но по его легкой саркастичной улыбке не мог понять, удалось ли ему это. На момент он опустил глаза в пол, а и потом снова поднял их, внимательно разглядывая юношу. Тот был одет в стиле кэжуал, популярном у молодежи — черный низ, белый вверх. В футболку с монохромным рисунком раскрытого ножа-бабочки, переходящего в цветок. Из-за широкого выреза на его груди была видна часть татуировки — ядовито-красный бутон розы. Низ же ничем не выделялся, кроме кожаных кед едкого розового цвета.

— Нет, не знаю, просветите меня… пожалуйста, — лицо юноши было удивительно сухим. Это касалось не только кожи, но и его черт — прямой нос, выпирающие скулы, лоб, которым можно проламывать стены. И глаза, в которых таилась та же угроза, что и в слове «пожалуйста». Говорухин подумал о том, что Захар Варленович совершенно не похож на своего отца, и что он начинает наскучивать своему собеседнику.

Журналист поднял руку, указывая на окровавленное предплечье, и ответил: «С удовольствием, только вот окажите первую помощь?»,

— Конечно, — Долгоруков младший выдавил из себя улыбку и, развернувшись боком, жестом пригласил к себе в комнату. На спине его футболки зияла надпись: «От меня не убежишь».

Если чего и ожидал увидеть Говорухин, то это распятых животных, книги в переплетах из человеческой кожи, взращённого гомункула (кто знает, пару лет назад по этой теме все страны бывшего союза слетели с катушек) и кружку цикория. Однако перед ним предстала комната обычного подростка, ну как обычного — подростка, живущего по огромным средствам своих родителей. Журналист силился найти странность, с которой были бы расставлены предметы быта и мебели — кровать, поставленная у окна так, чтобы утренний свет падал на неё. Около нее была маленькая тумбочка, на которой стояла вращающаяся LED-лампа, выжигавшая помещение тусклым пурпурным неоном. На противоположной окну стене висел очень дорогой телевизор, с подключенной к нему приставкой. У телека два черных мешковатых пуфика, напоминавших пакеты с мусором, и кальян с затухшими углями. В самом углу, там, куда не пробивался дневной свет стоял письменный стол с компьютером, книжной полкой и дорогим геймерским креслом на колесиках, что обтекает спину. Остальное место занимал шкаф с вещами (Говорухин даже не хотел знать о его содержимом) и wi-fi принтер.

Долгоруков младший развалился на пуфиках, потом долго ковырялся в карманах, пока не вытащил что-то напоминающее брелок от ключей для автомобиля. Вытащив его, он демонстративно поднял руку и два раза щелкнул по кнопке.

«Горничная», — объяснил он и улыбнулся.

Говорухин присел на стул, подобрав ноги и придерживая предплечье. Долгоруков младший тем временем сделал еще один широкий жест и показал на телевизор. На его экране жизнерадостно танцевал мультяшный боец из Fortnight. Он прыгал с одной прямой ноги на другую, придерживая пах. Рядом с ним отображалась огромная надпись большими буквами: «YOU WIN». Под надписью отображалась статистика — оказывается, Долгоруков младший аннигилировал половину игроков на этом сервере, чем не преминул похвастаться.

— Отличное достижение для человека только вступающего во взрослую жизнь, — ответил Говорухин, и ему показалось, что Долгоруков младший не понял сарказма, хотя черт его разберет, если честно.

— Главное, не терять остроумия, когда кончится взрослая, — посмеялся Долгоруков младший.

В комнату вошла женщина чужестранного происхождения. Худая, в форме горничной, с нацепленным ошейником, она подрагивала. Как показалось Говорухину, от страха.

— Даарагуша, принеси, пожалуйста, аптечку и помоги залатать этому человеку его раны, — игриво произнес подросток, — и побыстрей! — тут он щелкнул оказавшимся у него в ладони брелком. Горничная содрогнулась от боли, пронзившей всё её тело, и она вывалилась в коридор.

— Электроошейник, — Долгоруков младший вертел брелок и пристально его рассматривал, говоря в проброс, — видел в паре видосов у блогеров. Представляете, эти долбоебы хуярят друг друга током, чтобы над ними посмеялись. Никогда не понимал удовлетворения от взаимных унижений. Куда проще, изящней и правдивей мне кажутся отношения, когда один доминирует над другим. Сильный над слабым, если быть точнее, но да меня чересчур занесло — он особенно довольствовался своим монологом, улыбаясь, как чеширский кот, выкуривший косяк марихуаны.

— Так что же вам нужно? Это шантаж? Деньги нужны? Люди примитивнейшие существа, вы не находите? — засыпал его вопросами Долгоруков младший, — всегда всё сводится к деньгам.

— Нет, — Говорухин усмехнулся, — всё сводится к власти, Захар Варленович. Прибить, унизить, доминировать. Шантаж — это… — он пытался подобрать что-то банальное, — тускло и скучно, несовместимое с теми скоростями жизни, в которых мы живем.

Журналист достал блокнот, пролистал его до нужной ему страницы и продолжил: