Четвертая стена.

«Чувак, не знаю, что у тебя на уме, но я прекрасно вижу, что ты чем-то очень сильно обеспокоен. Я понимаю, что это твое дело, но так не может дальше продолжаться. Ты угнетаешь себя и заставляешь волноваться за тебя других. Вся эта поездка задумывалась, как отдых для всех нас. А в итоге ты уже вторую ночь так сидишь на бетонных ступеньках и смотришь в космос, словно тот может тебе дать ответы. Так нельзя. Нам пора поговорить. Нам пора раскрыться друг другу», — подумал Алекс; встал и направился к Джерри.

Алекс шел к другу по едва освещенной дорожке. Не спеша и робко — он боялся спугнуть его и упустить свой шанс на личную беседу. Держа руки в карманах и спрятав лицо в капюшоне толстовки, молодой человек подошел к Джерри вплотную и сказал: «Привет». Он никак не отреагировал на это — его взгляд все так же был направлен в бесконечный космос. «Можно я к тебе присяду?» — спросил Алекс, но снова безрезультатно. Спустя где-то десять секунд тишины, он добавил: «Ну, молчание знак согласия», а затем занял правое место рядом с другом на холодном бетоне.

«Почему он смотрит в небо? Что он ищет там? Там же… Там ничего нет — пустота. Даже звезды сегодня не вышли. И ни малейшего присутствия месяца. Тьма, да и только…» — рассуждал Алекс, посмотрев вверх. Джерри сидел неподвижно и, казалось, что даже не моргал. Хоть они и сидели рядом, ощущалось, словно между ними была выстроена стена из сжатой бесконечности, через которую проникал лишь один звук — неустанное пение сверчков. «Может, в этом есть какая-то печальная романтика? И я просто этого не понимаю… В любом случае, как же мне начать с ним беседу?» — думал Алекс, так и не находя ответа. И лишь спустя три минуты, он решил снова заговорить.

— Когда я был школьником, я разработал для себя некое правило: «Либо я никто, либо я все». Я был амбициозным, и выбрал второе. В результате я стал хорошистом; до отличника не дотягивал из-за предвзятости учителей — у них были свои любимчики. Меня начали уважать одноклассники, можно сказать, я был популярен; да и в целом я чувствовал себя увереннее, казалось, что во мне проснулось трудолюбие, и сама удача встала на мою сторону. Возможно, ребята в школе хорошо ко мне относились, потому что я помогал им с домашкой, неплохо шутил и так далее. Даже нет… Не возможно, а точно. Но так было до поры до времени. Мне казалось, что я преследую свои интересы и повышаю свой авторитет и прочее. А на деле, мной просто пользовались, и мое «все» было для всех, но не для меня…

«А какие у тебя были интересы?» — неохотно спросил Джерри, не отрываясь от ночного неба. «Неужели ему действительно хочется знать?» — подумал Алекс и тут же продолжил рассказ.

— Меня интересовало только одно — признание. Я хотел массовой и эгоистичной любви к себе. Тогда мне думалось, что они все отвернутся от меня, узнав мои истинные намерения. Но теперь, умудренный опытом, я знаю, что им было бы все равно. Я приношу им пользу, и плевать на все остальное. Был 2009 год. Я заканчивал 11 класс. ЕГЭ только год, как ввели — система новая, непонятная, и я не справился с ней. А потом еще и внутри ВУЗа кое-как написал экзамены вступительные. И как итог, я поступил не на юриста, а вообще в другое место и на другую специальность — преподаватель истории и обществознания. Сладкие мечты были разрушены, бюджета не осталось, а идти на платку не позволяли принципы.

— И что было дальше?

— Должен кое-что сказать: мои родители развелись, когда я был ребенком. Мама вышла замуж за богатого мужчину, а про отца я не хочу говорить. И, раз на то пошло, то да: я из обеспеченной семьи. Очень. Денег было столько, что я мог стать кем угодно и, мне кажется, мог даже не учиться. Но это был не мой путь. Поэтому, так сказать, у меня не было выбора: пошел учиться на того, на кого взяли. Ибо для меня было принципиально добиться успеха самому, а не с помощью чужих денег; даже если это деньги моей семьи. Мать была очень недовольна моим решением и порицала меня. И тогда я подумал: «А действительно ли я был всем, как мне казалось?». Я чувствовал себя никем. Будто я всегда им и был.

Джерри не отвел взгляда, но его лицо немного сменилось. Кто знает, возможно, в этой истории он увидел себя. А может, ему стало просто противно слышать это. Так или иначе, Алекс, сдержав паузу и переведя дух, возобновил историю.

— Знаешь, каково это? Твой мир рушится, все валится из рук, а ты едва можешь стоять на ногах. Однако я не сдался. Это поражение лишь подхлестнуло меня, и я сказал себе: «Я мало старался. Надо сильнее. Больше работать — я номер один». Я по уши ушел в учебу; со школы у меня никого не осталось. Но тогда я думал, что не они покинули меня, а я сам пожертвовал ими. Дурак… Внутри стен института завел много новых людей, но со всеми из них я поддерживал лишь отношения «коллега-коллега». В этой гонке за абстрактным успехом, я упустил кое-что значимое…

— И что же это? — спросил Джерри.

— Личная жизнь. У меня дерьмовая социализация, я не умею вести себя адекватно с людьми в определенных ситуациях и полагаюсь исключительно на знания в психологии.