Четвертая стена.

Зайдя домой, я принялся, в первую очередь, собирать свои вещи. Я попросил дать мне тридцать минут — я управился за десять. Ну, как управился… вытащил все из шкафа и полок. Чтобы просто так не сидеть на одном месте, я решил пройтись по квартире. Осмотревшись вокруг, начал замечать то, чему давно уже не придавал значение. Картина Сальвадора Дали на стене в спальне, которую я, признаюсь, одно время высмеивал, ровно, как и книги российских классиков в старом шкафу; антресоли, на которых виднелась коробка с DVD-проигрывателем; часы в форме кошки на кухне, которые уже месяц, как остановились, и многое другое.

Среди того, на что я обратил внимание, были и новые элементы убранства, которые пришли вместе с нашим совместным с Джерри проживанием. Например, герань на подоконнике, которую мы по очереди поливали; порядка десяти невскрытых банок «Fanta» разных вкусов, выстроенные вдоль стенки серванта, которые Дима нам любезно дарил; и стоящая в рамочке на столе в нашей комнате совместная с Максимом и Аней фотография, сделанная 9 июня — в международный день друзей и пивоваров. Хороший был день. Хорошие были времена… Как бы мне хотелось остаться тут…

Смотря на все это, мне было одновременно очень тепло и необычайно грустно. Мне виделось, что я в последний раз нахожусь в этой квартире. Тяжело вздохнув, я принялся упаковывать свои вещи в чемодан: костюм, в котором прилетел из Крыма, мотоциклетные штаны и красную куртку, которые мы купили вместе с Джерри, рубашки, сменное белье и прочее-прочее. Когда я оказался здесь со мной был лишь один небольшой чемодан темно-синего цвета — теперь к нему прибавился рюкзак. Но и кое-что убавилось. Я оставил Джерри свою банковскую карту, а рядом положил бумажку с ПИН-кодом. На ней должно было быть порядка 140 000 рублей. Этого бы ему хватило на первое время, пока не залечит раны и не встанет на ноги. Джерри, это мой подарок тебе. Мой самый лучший друг… Время вышло; я покинул квартиру, и мы поехали к отцу. Правда, сначала заехали к их доверенному «лепиле», чтобы тот залатал мои раны и что-нибудь сделал с глазом. Не буду вдаваться в подробности, но теперь я вынужден большую часть времени носить повязку на левом глазу, словно какой-то пират.

Я должен был выплатить отцу 120 000 рублей, работая на него. За полгода, зарабатывая в месяц порядка 30 000 рублей, я выплатил долг, а оставшиеся 60 000 я оставил себе на будущее. Должен кое-что сказать об этом месте, где, так сказать, был головной штаб отцовской «империи». Лучше всего подходит описание через сравнение: в фильме «Индиана Джонс и Храм судьбы» были катакомбы, где адепты темных сил совершали жертвоприношения, и там же трудились рабы. Вот, примерно так же выглядело и это место. Только тут рабами были не дети, а уже весьма взрослые люди. Видимо, у них отбирали документы и насильно, как в мафии попрошаек, заставляли работать за еду и эфемерную свободу. Зато я теперь понимаю, какая судьба ждала Джерри и Влада, если бы я не вмешался…

Хоть отец и предлагал остаться с ним в деле, я решил уйти и пойти своим путем. Я отработал свой долг — получил свое наказание. Хотя, учитывая, что проживание и еду, он эти шесть месяцев мне обеспечивал, многим может показаться, что я поступил глупо особенно на фоне тех «условий» для всех, что я описал ранее. Тем более, мне был обещан «карьерный рост». Однако… Видеть, как каждый день кого-то избивают до смерти, или писать на стенах в промзонах и в заброшках рекламу продажи смесей, амфетамина, героина и прочей дряни, которую я лично из рук в руки продавал несовершеннолетним подросткам… Спасибо, я, пожалуй откажусь.

Вот, собственно, и вся история. Я купил себе новую зимнюю куртку, термобелье и всякое прочее по мелочам для зимы. А так же снимал комнату в коммуналке чуть больше месяца. Еда и так далее — на руках у меня оставалось 11 000 рублей. И эти, свои последние деньги, я хочу преподнести Лизе и ее молодому человеку. Кто знает, может они уже поженились. Впрочем, скоро узнаю.

Набравшись смелости, я звоню в дверной звонок. И он оказывается сломанным. За три года так и не починили… Они определенно еще живут тут! Пришлось стучать в дверь, которая и так, казалось, держалась на одних соплях. Дверь открыла Лиза, одетая в розовый домашний халат с рисунком в виде белого кролика — такой я у нее раньше не видел. Да и сама она изменилась. Очень. Она стала еще более худой, я бы даже сказал, болезненно; появились морщины на лице; мешки под глазами стали больше; исчезла ее розовая челка и бритый бок — теперь у нее были коротко стриженные черные волосы, как под мальчика. Да и тоннелей больше не было — теперь там красовались плотные сережки белого цвета в форме спиральки. На носу у нее были очки в темной оправе, и, казалось, они были сломаны. И вот мы смотрим друг на друга. Спустя три года… И все же, кое-что, осталось неизменным: ее взгляд. Этот презрительный и полный гнева взгляд, который выжигает сердце. И ее тонкие губы дергаются так, будто она в любой момент начнет кричать на меня матом. Я скучал по этой мимике…