Вместе со всеми ребятами Гуля купалась в море, играла на площадке в волейбол, в теннис на теннисном корте, собирала камни на морском берегу, ловила для лагерного музея сачками бабочек. Бабочки здесь были удивительные – крупные, ширококрылые и такой окраски, которую нарочно ни за что не придумаешь: черные с золотой пылью, белые с голубой каймой, оранжевые с темно-синими пятнами, похожими на глазки павлиньих перьев.
Гуля и Барасби поймали самых красивых. Они оба очень быстро бегали и ловко работали сачками.
Спустя несколько дней, когда Гуля и ее товарищи собрались после чая на веранде лагерного клуба, туда вошел старший вожатый Лева.
– Завтра с утра, – сказал он, – мы с вами пойдем в поход – на вершину Аю-Дага.
Лагерный клуб помещался в легком белом домике, со всех сторон окруженном открытой верандой. Тремя сторонами веранда выходила в парк, а четвертой стороной – прямо в море. Здесь всегда было свежо и шумно – ветер похлопывал холщовыми занавесями, как парусами.
В самом домике стояли шкафы с книгами и стеклянные витрины с камнями, жуками, бабочками, ящерицами и водорослями. Но здесь ребята почти никогда не собирались. Настоящий клуб был на веранде. За белыми столиками у самых перил ребята играли в шахматы, читали, разрисовывали стенгазету. Если в море поднималась волна, столики то и дело приходилось вытирать полотенцем, а стенные газеты уносить на ту сторону веранды, которая выходила в парк.
Ребята разом вскочили на ноги и окружили Леву.
– Завтра в шесть часов утра, – продолжал он, – мы встаем.
И он объяснил ребятам, как нужно готовиться к походу.
А потом все врассыпную бросились к своим палаткам собирать рюкзаки и все, что нужно для путешествия.
Наутро четвертый отряд вместе с начальником похода Левой и отрядной вожатой Соней двинулся в путь.
К вечеру путники дошли до вершины Аю-Дага. Ребята натянули брезентовые палатки, развели костер, и дежурные принялись готовить ужин.
Ночь была безлунная, черная, тихая.
Костер понемногу разгорался, и огонь полз во все стороны. На секунду он прятался в черном дыму, а потом опять с треском выбивался наружу и взлетал вверх высокими пылающими фонтанами. Искры летали над поляной, точно красные мошки.
Было тихо. И вдруг где-то рядом робко заговорила маленькая сова-зорька. Жалобно, спросонья, она будто о чем-то спрашивала.
– Что это она говорит? – спросила Мамлякат.
– Она спрашивает: «Сплю? Сплю?» – сказала Гуля. – А ей никто не отвечает.
– Нет! – отозвался Барасби. – Она другое говорит.
– А что? – сразу обернулись к нему Мамлякат и Гуля.
– Она говорит: «Кукунау». Кошка говорит «нау», а эта птица – «кукунау».
– Нет, кошка говорит «мяу», – заметил кто-то из ребят.
– А у нас кошки говорят «нау», – сказал Барасби.
Снова все умолкли. Но зато громче затрещали, разгораясь, ветки, выше взметнулось пламя костра, озаряя лица ребят и белеющие поодаль палатки. Теперь по всей полянке стало светло от огня.
Но чем светлее становилось вокруг костра, тем гуще окутывал мрак высокую, плотную стену густого леса, подступившего к поляне.
Ребята с невольной тревогой оглядывались на этот черный-черный лес, и всем им хотелось еще плотнее подсесть друг к другу, поближе к огню.
– Наверное, страшно ночью там, в лесу, – сказала тихонько одна из девочек.
– Кому страшно, а кому и нет, – отозвался лихой мальчишеский голос. – А кто-нибудь пошел бы в лес один? – спросил тот же голос после минутного молчания.
Никто ему не ответил.
– Можно мне пойти? – вдруг спросила Гуля, вскакивая. – Можно?
В глазах ее отразились отблески огня.
– Зачем? Храбрость показать? – спросил Лева.
– Нет, не потому, – сказала Гуля. – Просто хочется себя испытать.
– Нет, Гуля! – твердо сказал Лева. – Это невозможно. Ваша смена всего несколько дней как приехала, и вы совсем не знаете здешних мест. В этом лесу есть непроходимые заросли, колючие, злые травы и кустарники. Иглица, например.
– А еще есть держидерево, – добавила вожатая Соня, маленькая, тоненькая девушка, похожая на девочку.
– Да, да! – подхватил Лева. – У этого дерева ветки как лапы. А на лапах – пальцы, загнутые, точно когти. Но самый злой хищник – жгитрава, колючий молочай. Жгитрава и царапает, и режет, и жжет. Да еще выделяет ядовитый сок.
– А что будет, если дотронешься до жгитравы? Обожжешься?
– Еще как! Точно о крапиву. Только крапивный ожог через час проходит, а эти ожоги и в месяц не заживают.
Лева подбросил в огонь коротких сухих веток.
– Вот что, ребята, – продолжал он. – Завтра утром мы с вами заберемся в лес, и я покажу вам все эти травы и кустарники. А сейчас идите-ка спать… Столько прошли за день, пора и на отдых…
Все встали и разошлись по палаткам. У костра остались дежурить Лева и Соня.
Вокруг стало совсем тихо. Только в траве не умолкая звенели цикады.
– Вдвоем нам дежурить незачем, – сказал Лева. – Ложись-ка спать. А на рассвете меня сменишь.
– А не лучше ли так, – спросила Соня, – сначала ложись ты, а потом ты сменишь меня, и я буду спать до утра?
– Ну ладно, – согласился Лева. – Разбуди меня ровно через час.
И Лева ушел. Улегся он позади одной из палаток, накрывшись курткой.