Четвертое измерение

Ведь эти власть имущие давно построили коммунизм — для себя: свои закрытые магазины, где все бесплатно, свои бесплатные дачи, машины, самолеты, курорты и путешествия.

Я думал: как мы ничтожны, что даем таким посредственностям управлять собой! Что дает им эта власть? Ведь они, отрываясь от народа и запираясь в Кремле, сразу заболевают манией преследования: в кино идут под охраной, едят лишь то, что приготовлено специальным личным поваром, присланным из КГБ. А кто гарантирует, что охрана, по команде того же КГБ, не убьет, а повар — не отравит?! Веселая жизнь! И все же, есть целая плеяда негодяев, которые стремятся к власти и идут к ней по трупам. Еще страшнее, что есть много подрастающих кандидатов в негодяи — я видел таких своими глазами. Мне пришлось однажды относить юридические документы на пленум областного комитета партии. В дверях, около офицеров КГБ, стояла цепочка молодых людей лет 25. Это были отборные инструктора обкома: в их глазах я видел стремление услужить и готовность разорвать — они были способны на все ради продвижения вверх по лестнице власти.

Второй раз я увидел этих же начинающих гестаповцев партии в Москве, в здании Совета Министров. Они шли, сопровождая кого-то из членов ЦК, и их лица были выразительней, чем целый кинофильм о советской власти: эти не упустят возможности, эти никому и ни во что не верят, эти знают, чего хотят, и готовы не принять власть, а вырвать ее с куском мяса из тела предыдущего босса.

Перепечатка «Экзодуса» была окончена, хотя я и был вынужден месяца на три прервать работу: из лагеря от Рубина я получил зашифрованное письмо, где было сказано: «Спрячь работу, в лагере допрашивают о тебе и «Экзодусе», берегись».

Переждав, я продолжал перепечатку, и теперь у меня было пять экземпляров книги; я сам их переплел.

Эта глава не полна, потому что в ней я не говорю о моих карагандинских друзьях — евреях и неевреях, — помогавших в первом печатании «Экзодуса» на пишущей машинке, а потом и на установке «Эра». Но как рассказать об этом, если друзья эти находятся еще в СССР?! Пусть же это анонимное упоминание об их славной и смелой работе послужит залогом того, что когда-нибудь можно будет с гордостью назвать их имена.

Хорошо, что книги молчат. Дело в том, что к этому времени мне дали новую, лучшую квартиру и, войдя в нее, я быстро обнаружил, что во все стены вмонтированы подслушивающие микрофоны: КГБ «позаботилось» о перемене квартиры.

Поехав в очередную командировку, я вместе с документами арбитража отвез четыре экземпляра «Экзодуса» и передал их в Москву, Ригу, Киев и Ленинград. «Экзодус» начал свой путь. Ребята быстро превращали каждый экземпляр в еще пять, а потом счет потерялся, так как не было в России сионистской книги, которая пользовалась бы таким успехом. Много раз я слышал: ««Экзодус» делает из еврея сиониста».

Мои личные дела тоже не стояли на месте: с помощью друзей удалось обменять паспорт на «чистый», и я мог закончить свое вынужденное пребывание в Казахстане. У Израиля я запросил  визу на въезд, но пока ее не получил: КГБ перехватывал письма.

Ларочка вышла замуж; ничто меня не связывало с Карагандой. Этот этап жизни был окончен, он продолжался три года.

Воспользовавшись переездом одного управляющего трестом на работу в Днепропетровск, я уехал с ним, как юрисконсульт.

Глава XXXIX

Атмосфера на Украине отличалась от благословенного Казахстана, как день от ночи.

Несмотря на то, что я приехал по официальному вызову, меня не хотели прописывать, тянули с оформлением на работу: недружелюбные лица в учреждении, хмурые, ненавидящие люди на улицах, в автобусах, в троллейбусах.

Мне это, как вновь прибывшему, было особенно заметно. Даже мой управляющий, украинец, человек, с которым мы были в очень хороших деловых отношениях, и тот соглашался с моей оценкой окружения на новом месте.

Я сразу почувствовал и руку КГБ. Начались вызовы и натравливания на меня сослуживцев. А кадровик вообще не скрывал недовольства. «От этого одного у меня хлопот в КГБ больше, чем от всего треста», — говорил он сотрудникам.

Однажды, поехав за город посмотреть окрестности, я был попросту задержан и доставлен под охраной в милицию: мне было объявлено, что я заехал в запретную военную зону, хотя был я только у реки.

Завязывая деловые отношения, я столкнулся с евреями, давно здесь работающими: все в один голос говорили, что я сделал глупость, уехав из Караганды.

Оценив обстановку и посоветовавшись с друзьями, я решил переехать в Одессу; так советовал и Давид Хавкин, мнение которого в то время было решающим не только в Москве, где он руководил всей сионистской работой.

Но, помня, как четко работает мое сопровождение КГБ и понимая, что с этим «хвостом» я в Одессе не смогу получить разрешения милиции на прописку, на право жить в городе, у границы, я принял необходимые меры. На работе я всем сказал, что еду жить в Ригу, отправил туда багаж, а сам вышел «погулять» в парк, уехал в соседний город, а оттуда улетел без «хвоста» в Одессу. Там я пошел к друзьям и посоветовался о возможности устроиться.