Четвертое крыло

– Ты. – Я поставил стакан обратно и повернулся к ней, глядя в ореховые глаза, не отпускавшие меня со времен парапета. – Это ты – чудо, – договорил я шепотом. – Я был в полнейшем ужасе, Вайолет. Просто словами не передать.

– Все хорошо, Ксейден, – сказала она тихо, положив ладонь на мое заходящееся сердце.

– Я думал, что потерял тебя.

Признание звучало глухо, как будто эти слова меня душили, и может, я рисковал после всего, через что заставил ее пройти, но все же не удержался и наклонился губами к ее лбу, потом – виску. Боги, я бы целовал ее вечно, если бы это удержало нас от новых ссор, удержало в этом девственно-чистом мгновении, когда я мог верить, что между нами все будет хорошо, что я не запорол бесповоротно лучшее, что со мной случалось.

– Ты меня не потеряешь. – Она недоуменно посмотрела на меня с такой улыбкой, словно я сказал какую-то глупость. А потом наклонилась и поцеловала.

Она все еще меня хотела. Сердце от этого откровения так и воспарило. Я сделал поцелуй глубже, провел языком по мягкой нижней губе и легонько всосал этот нежный изгиб. Большего не требовалось, чтобы страсть заполнила меня с ног до головы, жаркая и требовательная. С нами так всегда – малейшая искра разжигала целый пожар, пожирающий любые мысли, кроме тех, как заставить ее стонать. И впереди целая жизнь таких мгновений, когда я смогу раздеть ее догола и наслаждаться каждым изгибом и впадинкой, но сейчас еще не время, – она не провела в сознании и пяти минут. Я отстранился, медленно освобождая ее губы.

– Я все восполню, – пообещал я, взяв ее нежные руки своими грубыми. – Я не говорю, что мы больше ни разу не поссоримся или что тебе больше не захочется бросаться в меня ножами, когда я неизбежно поведу себя как козел, но клянусь: я всегда буду стараться стать лучше.

– Что восполнишь? – она отстранилась с вопросительной улыбкой.

Я заморгал, нахмурился. Она потеряла память?

– Что ты помнишь? Когда мы тебя доставили, яд уже дошел до мозга, и…

Ее глаза вспыхнули, что-то изменилось – что-то, от чего мой желудок рухнул, как камень в болото, – и она отдернула руки.

Отвернулась, ее глаза остекленели, и я понял, что она связывается с драконами.

– Не паникуй. Все в порядке. Андарна изменилась, но она… все еще она. – Теперь она охренительно огромная, но этого я Вайолет не сказал. И еще пропал ее дар, если верить Тэйрну, но на эти новости время еще будет. Вместо этого я добавил: – Целитель говорит, что не знает долговременные эффекты яда, потому что еще с таким не сталкивался, и никто не знает, когда к тебе вернется память и есть ли какие-то другие побочные эффекты, но обещаю…

Она вскинула руку и оглядела комнату, словно впервые увидев, где мы, потом спешно отползла по кровати, запахивая халат. От ее взгляда мою грудь словно сжали тиски. Она вскочила и бросилась к большим окнам моей спальни.

Окна смотрели с горы, на которой возведена эта крепость, на долину внизу, на обугленные деревья, образующие ту самую линию, где землю обожгли до камней, и на тихий городок – бывшую столицу под названием Аретия.

Городок, который мы потом и кровью вновь возводили из щебня и руин.

– Вайолет? – подойдя, я не опускал щиты, чтобы не вторгаться, но, боги, я бы все отдал, чтобы узнать, о чем она думала.

Округлившимися глазами она осмотрела городок, каждый дом с одинаковыми зелеными крышами, потом задержалась взглядом на храме Амари – самой известной достопримечательности после нашей библиотеки.

– Где мы? И не смей мне лгать, – сказала она. – Больше никогда.

Больше никогда.

– Ты помнишь.

– Помню.

– Слава богам, – выдохнул я, запустив пальцы себе в волосы.

Хороший знак – значит, она действительно исцелилась, – но… проклятье.

– Где. Мы? – отчеканила она каждое слово, пронзив меня взглядом. – Говори.

– Судя по тому, как ты на меня смотришь, ты и так поняла. – Не может быть, чтобы эта умная женщина не узнала наш храм.

– Похоже на Аретию, – показала она на окно. – Есть только один храм с такими колоннами. Я видела рисунки.

– Да. – Просто. Охренеть. Какая. Гениальная.

– Аретию сожгли дотла. Я и эти рисунки видела – те, что писцы привезли для показа публике. Мать говорила, что собственными глазами видела угли. Так где мы? – она повысила голос.

– В Аретии.

Как же невероятно свободно я чувствовал себя, отвечая ей только правду.

– Перестроена или не горела? – она повернулась ко мне спиной.

– В процессе восстановления.

– Почему я об этом не читала?

Я начал было отвечать, но она подняла руку – и я подождал. Она догадалась меньше чем за минуту.

Показав на мою метку восстания, она сказала:

– Мельгрен не может видеть намерения, когда вас больше трех рядом друг с другом. Вот почему вам запрещено собираться вместе.

Как тут удержаться. Я улыбнулся. И эта охренительно гениальная женщина – моя. Или была моей. Будет, если что-то зависело от меня. Хотя, скорее всего, нет. Я вздохнул, тут же утратив свою улыбку. Проклятье.

Нет, я не сдамся, пока она не ответит четко.

Пусть между нами все сложно, но мы и сами – сложные.