Четвертое правило Мангуста

Муки Рыжего понять было нетрудно: он пытался спросить, но при этом не проболтаться. Дело было в том, что четыре месяца назад, в чрезвычайной оперативной обстановке, я изготовил три пары часов: для Ильи, Стаса и Такэру – нашего японского друга. Часы эти предохраняют от пули и от взрыва. Причем их нельзя украсть или потерять: через мгновение они сами собой оказываются на руке владельца, выполняя свою защитную функцию. И вот, стало быть, Рыжий хотел теперь выяснить (так, чтобы не догадалась Светлана), какого черта ему ходить ко мне привязанным, когда он и без того вроде кум королю.

– Все работает, – ответил я резко. – Но держись в шаге от меня. Без выпендрежа.

Стас молча пожал плечами.

Светлана, игнорируя наши недомолвки, спросила:

– Как насчет оружия, супермен?

– Плюем, супермент. – Я вышел из машины. – Вперед.

Держась кучей, мы направились к подъезду. Пятиэтажка располагалась на отшибе, между нею и ближайшим домом зиял глинистый котлован. Народ вокруг точно вымер. Ни собак, ни кошек – только вороны, зато с избытком. Словом, место для ловушки – лучше не придумаешь.

В подъезд мы вошли без приключений. Поднялись на второй этаж и остановились у двери с облупившейся краской. Тишина стояла гробовая. Светлана приложила ухо к двери.

Стас ткнул пальцем в кнопку звонка. Дверь была тонкая и подогнана не слишком плотно. Звонок прозвенел оглушительно. Никто, однако, не открыл. Стас позвонил еще – с тем же результатом. Дверь открывалась внутрь. Светлана чуть отошла, чтоб выбить ее ногой. Но Рыжий толкнул дверь, и та отворилась, поскольку не была заперта.

Светлана устремилась в квартиру, однако Стас ее придержал, благоразумно пропустив меня вперед.

Я вошел, они – за мной. Никто не напал на нас, не выстрелил. Квартира оказалась пустой. В единственной комнате из мебели стоял лишь колченогий стул, на котором валялась пивная банка и сухарь с отпечатком зубов. Лейтенант Гномкин лежал на полу с подогнутыми коленями, но даже в такой позе огромное его тело занимало большую часть комнаты. Голова свойского парня Сереги повернута была под неестественным углом, и на лице застыло выражение детской обиды.

Светлана замерла в дверях. Стас то ли нечаянно, то ли специально заслонил ее от этого зрелища. Присев на корточки возле покойника, я потрогал его лоб. Кожа не успела еще остыть. На груди убитого лежала открытка с изображением букета роз. На обороте была надпись: «Сычиха, я тебя трахну! Француз». Бросив открытку, я поднялся.

– Позвонишь Калитину, дашь этот адрес, – обратился я к Светлане. – Пошли, нам здесь делать нечего.

Светлана застыла, белая как мел. Стас посмотрел на нее, перевел взгляд на меня и буркнул:

– И что теперь? Куда тыркнемся?

Я пожал плечами:

– Придется мозгами шевелить.

Прав был Илья: если Остапчук знает, что мы знаем… Ловушка и впрямь оказалась необычной.

Стас хмуро кивнул:

– Начав с Толяна, он зачистил концы.

Мы двинулись к двери. Светлана стояла у нас на пути, пялясь на труп Гномкина. Рыжий положил руку ей на плечо:

– Свет, брось, ей-богу…

Светлана стряхнула его руку:

– Отвали.

Стас обернулся ко мне, взглядом прося поддержки.

Я разозлился.

– Что ты мямлишь?! Бери ее в охапку – и в машину!

– Сам бери! – огрызнулся Рыжий. – У нее крыша съехала, сто пудов!

– Ну прямо! – еще больше разозлился я. – Если от тебя до сих пор не съехала, то вряд ли уже съедет! – Подхватив Светку на руки, я шагнул за порог. – Дверь закрой, специалист!

Видать, планида моя такая – выскакивать из домов с женщинами на руках. Предупреждал ведь меня учитель: «Берегись женщин». Правда, имел в виду он нечто совсем иное, но как ни крути… Я спускался по лестнице, неся капитана МУРа, и Рыжий топал за мной следом.

Светлана пробормотала:

– Пусти, у меня ноги есть.

– Ну-ка, продемонстрируй, – тут же съехидничал Стас.

Я поставил девушку на ступеньку.

– Не расслабляйтесь оба: вдруг они сделают финт. Держитесь рядом.

Мы вышли из подъезда так же кучно, как вошли, и зашагали к «жигуленку». Никаких финтов не последовало, все было тихо. Интересно, почему? Сперва стрельба из джипа. Не в меня, правда, но в моем присутствии. Затем снайпер, выполнивший заказ лишь наполовину. К тому моменту, очевидно, я тоже стал для Остапчука большой занозой. И вот теперь, казалось бы, столь благоприятная обстановка – и никакой попытки избавиться от двух заноз разом. С чего такая осторожность?

Мы разместились в «жигуленке» прежним порядком: Стас – рядом со мной, Светлана – сзади. И беспрепятственно выехали из этого Богом забытого микрорайона. Может, Остапчук решил навесить нам «хвост»? Подобная мысль, похоже, возникла у нас троих: Светлана и Стас пристально поглядывали в окна. «Хвостами», однако, не пахло. И почему-то это не утешало.

Выехав в цивильную часть города, я погнал «жигуленок» к Дашкиной квартире. Если б «хвосты» появились на любом отрезке пути, я бы заметил. Но воскресные дороги практически были пусты, и солнце беспечно играло с нами в «ку-ку». Светлана притихла сзади, погрузившись в себя. Стас украдкой на нее посматривал. А я лихорадочно размышлял, как после таких обломов изловить лже-Француза.