Четвертые

В центре прихожей стоит моя небольшая дорожная сумка с самыми необходимыми вещами. Я оглядываю пустую трехкомнатную родительскую квартиру, где наша семья жила всю жизнь. Единственное место в мире, где я чувствовала себя в безопасности и где мне всегда было хорошо. Наверное, мы уже никогда не сможем сюда вернуться.

Итак, Боря. Позавчера он умер. Мы пошли гулять. Он вдруг упал на ровном месте и так и остался лежать в своем костюме на сером асфальте пустой улицы. Из его рта текла алая струйка крови, а глаза так и остались открытыми, в них отражались облака… Вокруг не было ни одного человека, живого в смысле. Я бегала – кричала, искала помощь, но… В Москве, как оказалось, уже почти не осталось людей. Это был второй, предпоследний день мора. В первый же, вообще никто ничего не понял.

Выйдя из квартиры, закрываю ее на ключ, что совершенно бессмысленно, и жму на кнопку лифта. Она не горит. Ну конечно! Ничего ведь уже не работает. Но мы, люди, как роботы, как механизмы, рабы своих многолетних привычек, с зафиксированными в мозгах рефлексами действий. Я распахиваю дверь и бегу по лестнице – с десятого на первый. Темнота, хоть глаз выколи, но я знаю эту лестницу как свои пять пальцев. Здесь в раннем детстве на меня напали хулиганы, отобрали карманные деньги и рюкзак. Папа тогда очень переволновался и попал в больницу с давлением. С того раза, если меня некому было встретить или проводить, я оставалась дома. Это вызывало насмешки одноклассников и друзей. Непонимание. Я стала оставаться дома все чаще, вначале было грустно, что никуда не сходить, но потом я освоила компьютер и уже сама особо не хотела куда-либо выходить. Так и росла, год за годом отрешаясь от людей. Общение со сверстниками мне заменили компьютеры и, как показала практика, они оказались намного более верными друзьями, чем люди.

Я замираю посреди лестницы, на меня вдруг накатывает волна какого-то иррационального страха. «А если это все же ошибка, если дело не в группе крови, что стало причиной мора?» Я бегу скорее вниз.

Недавно я узнала, что людей с четвертой группой крови на Земле шесть процентов. Я не поверила, когда Инна сказала, что только мы выживем…

…Это было в кафе два месяца назад. Инне двадцать восемь, она считает себя продвинутой в духовной и изотерической сферах. Она практикует йогу, голодные недели, общение только с «чистыми» людьми и разные практики по избавлению от всевозможных страхов. У Инны короткие рыжие волосы, зеленые глаза и она немного пацанка.

Я пила травяной чай, а она как обычно ела. Как сейчас помню: картошка фри, морковные палочки фри и батарея соусов на выбор. Она обмакнула морковную палочку в сырный соус и продолжила:

– Только мы выживем при пищевом катаклизме.

– Чушь, – равнодушно заметила я.

– И мы застанем это время.

– Ерунда.

Инна обмакнула картошку фри в кетчуп и, смачно жуя, сказала:

– Короче, если захочешь, всегда сможешь к нам присоединиться.

– Я псих-одиночка.

На этом мы тогда и закончили.

…Первый этаж! Лестница закончилась.

За распахнутой настежь дверью – потерявший движение воздух. Солнце закрыто серой завесой, никого… На стоянке у дома полно машин. У нас обычная многоэтажка в спальном районе, такие во всех мегаполисах. С аптекой и банком на первом этаже, с магазином «24 часа».

Вчера мор закончился, в ночной отчаянной попытке найти живых людей я столкнулась у помойки с бомжем в зеленой шапочке. Он и сказал мне, что это конец, что мор так и «работает» – стремительно, не оставляя за собой никого. Вокруг множество открытых магазинов, домов и квартир, но словно следуя заложенной программе поведения, этот переживший мор человек, что-то ищет именно в помойке.

P.S. Мор – повальная, массовая смерть, в Древнем Риме так звали одного из богов с соответствующими функциями.

Только после этой встречи мое сознание впустило в себя информацию и смысл происшедшего, что нужно срочно действовать, что ничего само не наладится. Что это были не три дня чего-то непонятного, но поправимого, а три дня смерти нашего мира.