Четвертые

– На, маленькая, держи, – я протягиваю ей порезанное на дольки яблоко, она счастливо хрустит.

Выдохнув, мы едем дальше. Дуська на соседнем сиденье планомерно уничтожает яблоки и вращает головой по сторонам.

Мне вдруг стало одиноко, я лишилась своего привычного мира, вообще всего лишилась. Впервые в жизни мне плохо одной еще и потому, что теперь я целиком завишу от других людей, не могу все одолеть сама. «Это временно», «Да, нужно просто это пережить, а потом все наладится, главное найти Лесю и родителей, я так боюсь за них!»

Пиииииип! Значок бензобака на торпеде тревожно мигает.

– Этого еще не хватало…

Впереди маячит заправка. Я подъезжаю и не могу заставить себя выйти – умираю от страха. Смотрю на Дусю, она на меня. Ее вера в меня придает сил. И еще… очень хочется в туалет.

Тихо. Ни огонька. Ни души кругом. Черные окна без света, открытые настежь двери. Оглядываясь, вхожу – никого, к счастью. Так, вон там туалет, вторая дверь, отлично, открываю и.… мертвый мужчина на унитазе: голова запрокинута вверх, невообразимые розовые семейные трусы и невыносимая, тошнотворная вонь. Медленно, мелкими шажочками назад, я пячусь. Надо привыкать, он не последний, не последний и… всегда есть кусты!

Дуська уснула, я сгрызла три банки чипсов и выпила литр колы, но бензин мне не достать! Электричества нет – колонка не работает, я все перепробовала. Что еще делать, не знаю. Оглядываюсь вокруг, может, угнать какую-нибудь машину? Хотя… Ну конечно… дурочка! Хватаю на заправке две самые большие канистры и несусь к машинам: вскрыть бензобак – не проблема! Скоро мы с Дуськой наконец-то доберемся до живых людей. Бензин бодро льется, солнце заходит, выглянув из-за машины, вижу Дусю, бдительно наблюдающую за мной сквозь стекло. Мы выкрутились!

3.

Мы с Дусей решили размять ножки-лапки: я приседаю, она бегает вокруг по траве. Сумерки окутывают редкий лес рядом, неуютно, но ночевать придется здесь, в любом случае тут безопаснее, чем на заправке. Из фильмов про апокалипсис я отлично помню, кто остается в живых: жестокие люди с сорвавшимися крышами от вседозволенности. Мародеры, насильники, продолжать страшно.

Резкий, оглушающе громкий звук заставляет нас с Дусей подпрыгнуть, то есть Дуся подпрыгивает, а я от неожиданности падаю, не доделав приседание.

– Черт подери!

Дуся запрыгивает мне на ручки.

– Что это?!

Я нервно оглядываюсь, кругом никого, эхо странного звука затихает вдали. С Дусей на руках я запрыгиваю в машину и нервно завожу мотор.

– Страшно, блин, одной!

– А не страшно, что все умерли? – иронично глядя на меня, спрашивает Инна.

– Это жизнь.

Образ Инны, жующей розовый зефир, испаряется. Я газую и уезжаю. Я не циник, но все уже свершилось, и никто не в силах ничего изменить!

…Мы с мамой разговаривали на кухне, стоя друг напротив друга. За окном к дереву накрепко приколочен сооруженный папой и раскрашенный Лесей скворечник. На подоконнике громоздятся всевозможные горшки с цветами и растениями – мамино увлечение. У меня в руках пузатая оранжевая кружка с чаем. На плите что-то аппетитно скворчит и дурманит ароматом. Мама очень любит готовить и постоянно всех нас балует. Она примирительно улыбается мне.

– Мам, что ты от меня хочешь? У меня хорошая работа, я сама себя обеспечиваю. Скоро съеду от вас, раз тебя это беспокоит!

– Доча, я вовсе не хочу, чтобы ты съезжала. Но ты из дома почти не выходишь, ни с кем не встречаешься. У тебя даже подруг, кроме Инны, нет.

– Но меня это устраивает! Мой мир – это я, других здесь нет!

– Ева… Доченька, родная. Ты же живешь среди людей и ведь в твоем мире есть еще мы, твоя семья. И мы были бы очень рады, если бы ты вышла замуж. Боря – отличный парень.

– И зачем?

Я ставлю кружку на стол с явным намерением покинуть кухню.