Четвертый ангел Апокастасиса

Когда я вышел, сияло солнце. Снег был словно брошен на деревья. На белом чернели тени, но когда я присмотрелся к своей, что распростерлась под ногами, мне показалось, что она испаряется. «И еще то, что он растает свежим, так и не успев загрязниться», – сказал рядом какой-то мужчина в воротнике. Было тепло, и подтаивающий снег щедро сыпался с деревьев. В этой осыпающейся на солнце белизне то тут, то там была видна радуга. Щуря глаза, я дошел до леса. Вокруг валялось много поломанных, не выдержавших тяжести снега, веток. Тут были и молодые, уже почти зазеленевшие, а теперь надломленные, деревца, верхушки тополей, слишком длинные и широкие ветви сосны и клена. В приоткрывшихся наружу почках, в замерзших каплях льда, светились мертвые зеленые младенцы листьев. Но над всеми ними, поверженными, по-прежнему стоял старый и величественный лес. Я почему-то вспомнил, что года два назад была жаркая весна и в это время уже цвела яблоня и зацветала вишня. Стоя между сосен, я слушал шум капели. Обрушивался с уцелевших веток снег, и на этом осыпающемся снежном шлейфе солнце вдруг высвечивало причудливые тени. Другое дерево словно бы возникало и исчезало в пространстве. Посвист весенних птиц отвлек мое внимание. Я запрокинул голову и в высокой кроне сосны увидел ярко сияющую и переливающуюся каплю.

Через несколько лет возникает собака, и ты, Александр, кладешь ей на нос кусочек печенья, и ты, Александр, приказываешь ей сидеть. Низкое солнце пронизывает стекло и шевелящиеся тени бесшумно ползут по стенам. Ты подходишь к приемнику и ищешь, вращая черное колесо. И сквозь шорохи и шумы находишь эту мелодию, словно на ощупь. Пес поскуливает и ты оборачиваешься. «Можно», – говоришь ты ему. Он подкидывает бисквит и глотает, а потом облизывается и ложится, вытягивая вдоль медленно удлиняющихся теней золотистые лапы. Открывается дверь и входит твоя жена. Смешная, милая… Как описать ее жесты? Ведь ты так любишь ее.

Она вся из маленьких, почти незаметных движений. Улыбается и не смотрит, потому что знает, что и ты улыбаешься ей. Она подходит все ближе, не глядя на тебя, нечаянно поднимая руку, касаясь своих волос, отражаясь в этом зеркале и в нем исчезая. Ее счастливое лицо, оно совсем близко. Счастливые глаза. Верхняя губка подрагивает. Она очень хочет не рассмеяться, не выдать себя, как она счастлива. Но вот и не выдержала, обняла, ее легкое касание, как положила голову тебе на плечо, как тихо дышит, а ты положил свою голову ей. Вы так и стоите, не двигаясь. Шевелящаяся по стенам листва. «Как лошадки», – думаешь ты. Она младше тебя на несколько лет, русская северная…

Как она смотрит в окно, белая призрачная рама, тянутся в комнату и шевелятся тени. Стол и стулья, диван и кровать, светящаяся посредине ваза. Гаснущая ваза и ваза вновь загорающаяся, да, это ветер, колышет листвой, то скрывая, то вновь позволяя вспыхнуть последним лучам заходящего солнца. Когда утром ты выходил с собакой, было ясно и тихо, и еще немного прохладно. Отпустив пса, ты подошел к дереву и увидел, что листья стали намного больше. Ты удивился – всего за несколько дней.

Через несколько лет возникает собака, свой дом, семейное счастье. Счастье, которое всегда так трудно описать. Счастье, которое описывают все реже и реже, предпочитая описывать извращения и пороки, несчастье и смерть, двигаясь вниз, ослепленные гордостью своего девиза: «Человек слаб, грязен и подл».

И в то же время он счастлив.