Четвертый бастион

Предписание, данное не столько для того, чтоб «не производить паники»… – ее давно уже не вызывала отчаянная канонада, – но чтобы под ядра на бастион не сбежалось лишнего, патриотически настроенного, люду.

Вестовой склонился в седле и заговорщицки загудел на всю улицу:

– Вряд ли это штурм, барышня, – они по ночам воевать не охотники, но переполох на четвертом изрядный.

IV (для англичан Мачтовый) бастион

Сталь примкнутых штыков жутко горела в мертвенном зареве падающей ракеты. Лейтенант Мак-Уолтер отнюдь не был новобранцем, прибывшим в Крым только вчера, но и ему в голову полезла какая-то мистическая жуть – уж больно походила колонна русских пехотинцев на волчью стаю, внезапно открывшуюся на поляне мрачного леса. А эти штыки – ни дать ни взять гигантские стальные клыки, раскаленные добела на кузнице самого дьявола. И не успеют они остыть, как начнется.

Лейтенант невольно перебрал пальцами на рукояти офицерского палаша и с отвращением ощутил на нем теплую влагу пота.

Без мясорубки не обойдется. И никакой тебе прелюдии со строевыми командами для возбуждения боевого задора. Никаких патетических лозунгов для корреспонденций в The Times. Все начнется без парадных затей и прямо сейчас.

Рональд не был робкого десятка, но ощутил нытье под ложечкой.

Этот страх еще незнаком парням, вчера только храбрившимся в эдинбургских пабах и обещавшим своим отцам булавкой – kiltpin[52] – выгнать врага из Севастополя, обещавшим подружкам медаль со всеми возможными планками на голубом атласе ленты, а женам – медвежью шкуру из далекой северной страны Крым.

Тут бы свою уберечь, и причем, если ее лишь продырявит пулей, – это еще, как говорится, дай Бог.

Как помнил Рональд по Инкерманскому сражению – зачастую русские охотнее пользовали даже не штыки, а приклады ружей, и зрелище их работы менее всего походило на благородные раны, которыми можно было бы гордиться, «нося на сумрачном челе». Где там, напротив, – влепит, что ядром в лоб закатило.

Лейтенант 93-го шотландского полка легкой пехоты Мак-Уолтер вытер потную ладонь о килт.

– Кажется, эти саперы не копать собираются.

– Ха, яки дівчата! – увидев шотландские юбки, Степан, рядовой Волынского егерского полка, сменившего на бастионе сильно поредевших тобольцев, толкнул в бок соседа. – Таки гарненькі, усі бородаті…

На какой-то миг молчание потрясло обе стороны. Они были равно готовы к нападению, как если бы захлопнулась крышка гроба, но не успела грудь сделать испуганный вздох, как…

– Fire! – перекличкой прокатилось по рядам англичан.

– Пли! – отозвалось из русских рядов.

Рональд махнул палашом, выступая на шаг вперед, и словно треснуло полотнище савана, разнеся крышку гроба на щепки…

Плохо забитая пуля могла равно как выкатиться из гладкоствольного ружья, так и выскочить из нарезного штуцера, поэтому оружие обыкновенно не заряжалось на марше, но русские уже ждали, а англичане и французы готовились по дороге и поэтому отстучали шомполами еще в своей траншее, так что залпы прозвучали почти одновременно. Но это «почти» союзникам стоило дорого. В три секунды, ушедшие на то, чтобы скинуть ружье с плеча, взять наизготовку, отвести курок, прицелиться и вспомнить: «А насадил ли капсюль, а чистил ли затравочную трубку?!» – русские пули, обычно безобидные уже на расстоянии трехсот шагов, повели себя совсем иначе, ведь сейчас им пришлось преодолеть всего полусотню. С сочным хрустом они влепились в прибывшую на бойню колонну, срывая белые галуны на красном кителе, снося мохнатые гленгарри с голов, задирая клетчатые юбки упавших. Взвыл, схватившись за живот, сосед справа, и подломился в коленях тот, что слева, роняя ружье, а на его место протиснулся другой.

Это тоже было существенной неудачей, и Рональд, перекрикивая грохот и вопли отчаяния, закричал, срывая горло и размахивая палашом, как заправский драгун:

– Налево, во фронт! В шеренгу по четыре!

Их союзническая колонна вышла на ложементы головой, так что особых потерь от первого залпа русских, выстроенных линией, вроде бы и не понесла, но и стрелять в ответ было некому. Все мешали всем.

Во главе колонны мгновенно образовалась свалка, которую изрядно усугубляли заметавшиеся штаб-офицерские кони, большая часть которых тут же лишилась седоков. Рональд своими глазами видел, как над головами шотландцев полетел, кувыркаясь, офицерский кивер с белым пером, подстриженным пулей.

«Так что ждать следующей команды, – он лихорадочно обернулся, выискивая глазами еще кого-нибудь, от кого можно было ожидать решительных слов, если не действий, – не от кого!»

А за спиной уже не только стучали шомпола, но рвали душу стоны и крики…

Еще один русский залп поторопил его. В конце концов, он не свитский офицер без определенных занятий, у него свой батальон. Третий.

– Вперед! Третий, атаковать! – махнул лейтенант в сторону огненных фейерверков и дыма, после чего, как водится, побежал первым.

И тут же из расползавшихся белых клубов выплеснулась серая лавина навстречу.

«Ура!» и «Ur!» слились одним диким ором.

Севастополь,

в Греческой слободе