Четвертый батальон

Он охотно обещает исполнить мою просьбу. Но в глазах старого хирурга нетрудно прочесть, что мольбы мои напрасны, а рука безнадежна. Ночью, когда меня уносят на переливание крови, дежурный врач показывает мне пакет, полученный из штаба. Пакет адресован мне. Врач вскрывает конверт и простуженным голосом читает приказ военного министра о том, что капитан батальона гранатометчиков Рамон Диестро, двадцати, двух лет, произведен в майоры.

«Я не забуду вас, товарищ профессор!»

«Дорогой профессор Бурденко! Не так давно я лежал в госпитале, далеко-далеко от Москвы, — в Мадриде. Меня привезли туда друзья — бойцы республиканской армии — с фронта Торрехона. Тысячи хирургов день и ночь стараются вырвать у смерти сынов своего народа, сами ежеминутно рискуя погибнуть у постелей больных от снарядов интервентов. Я плохо помню, как меня доставили в клинику. К тому времени я почти потерял сознание от пролитой крови. Но очнулся я, должно быть, во-время. Я услышал, что мне хотят отнять правую руку: говорили, что ампутация необходима, рана безнадежна.

На фронте в часы неудач мы говорили, подбадривая друг друга: «Победил же советский народ армии четырнадцати стран интервентов. Должны победить и мы». В госпитале я сказал себе, что если в мире существует наука, которая может спасти меня, то она может быть только в одной стране — СССР. Я приехал сюда, и не ошибся. Мои друзья будут рады и горды тем, что именно советский ученый вернул мне возможность пожимать им руки и поднимать кулаки в знак боевого приветствия. Но самое главное — это то, что я могу вернуться в ряды борцов за свободу и независимость героической республиканской Испании. А когда мы разгромим интервентов и вернемся к мирному труду и я займусь тем, чему научил меня овеянный теперь славой многострадальный Мадридский университет, я не забуду вас, товарищ профессор Бурденко, потому что пальцы моей правой руки будут держать перо.

Ваш Рамон Диестро,

командир ударного батальона гранатометчиков Центрального фронта

22 марта 1937 г. Москва. Нейрохирургический институт

Судьба друзей

В феврале я оставил Мадрид, и с тех пор я поддерживаю связь с далекими друзьями только письмами.

Луканди находится на Гвадалахарском фронте. Он командует четырнадцатой дивизией. Из старых бойцов и командиров, служивших вместе с ним в четвертом батальоне, не осталось никого, кроме Хозе Кастаньедо — старого моего товарища по университету. В Москве я получил от моей сестры письмо, которое страшно опечалило меня. Сестра писала:

«Твой друг капитан погиб в бою. Он пробирался со связкой гранат к окопу врага, когда его настигла смерть».

Сестра не указывала фамилии капитана, но мне было ясно, что речь шла о Фелисе Луканди. У меня был только один друг-капитан. В тот же день я отправил письмо своим родным в Мадрид и просил срочно сообщить о подробностях гибели моего большого друга. Несколько дней назад я получил ответ. Он меня потряс не меньше, чем первое письмо. Сестра писала не о Луканди, а о Панчовидио, который за время моего отсутствия получил звание капитана. Он погиб за Лас-Навасом, ночью, когда, захватив с собой связку ручных гранат, пробрался в расположение фашистов, чтобы уничтожить вражеское пулеметное гнездо.

Панчовидио успел бросить связку, но был убит наповал врагами. Бойцы под огнем унесли тело своего капитана. Его хоронили в Мадриде.