Четвертый К.

— С того момента, как вы захватили самолет, — сказал Кеннеди, — я знал, что вы убьете мою дочь. Когда схватили вашего сообщника, я знал, что это часть вашего плана. Меня ничто не удивляло. Мои советники до самого конца не соглашались с моим пониманием вашего сценария. Занятно, что мое мышление в чем-то сходно с вашим. И тем не менее, я не могу представить себя осуществляющим такую операцию. Я должен избежать следующего шага, поэтому и захотел поговорить с вами. Мне необходимо знать и предвидеть, чтобы защитить себя от самого себя.

На Ябрила произвели впечатление вежливость Кеннеди, уравновешенность его речи, его очевидное желание добиться правды.

— Какова была ваша цель во всем этом деле? На место Папы будет избран другой, смерть моей дочери не изменит международного соотношения сил. В чем состояла ваша выгода?

Вечный вопрос капитализма, подумал Ябрил, все сводится к выгоде. Он ощутил, как руки Кристиана на мгновение легли ему на плечи, и сказал:

— Америка — это колосс, которому государство Израиль обязано своим существованием, что удручает моих соотечественников. А ваша капиталистическая система подавляет бедняков во всем мире и даже в вашей стране. Необходимо переломить их страх перед вашей мощью. Папа является частью этой власти, католическая церковь в течение многих веков запугивала бедняков во всем мире адом и небесами. Этот позор продолжается две тысячи лет. Решение об убийстве Папы несло с собой нечто большее, чем политическое удовлетворение. — Кристиан отошел от кресла Ябрила, но все еще оставался настороже, готовый в любую минуту вмешаться. Он приоткрыл дверь, чтобы шепнуть что-то Джефферсону. Ябрил молча наблюдал за ним, потом продолжил:

— К сожалению, все мои действия против вас провалились. Я тщательно разработал две операции, но обе потерпели неудачу. Вы можете когда-нибудь расспросить господина Кли о деталях, они, вероятно, удивят вас. Генеральный прокурор разрушал мои операции с жестокостью, вызывавшей у меня восхищение. А с другой стороны, у него так много людей, так много техники, что я оказался бессилен. Но ваша неуязвимость предопределила гибель вашей дочери. Я знал, как это должно поразить вас. Я говорю откровенно, поскольку вы этого хотели.

Кристиан вернулся, чтобы занять свою позицию позади кресла Ябрила и при этом старался избежать взгляда Кеннеди. Ябрил ощущал странный прилив страха, но продолжал говорить:

— Судите сами, — он попытался поднять руки в патетическом порыве, — если я захватываю самолет, я чудовище. Если же израильтяне бомбят беззащитный арабский город и убивают сотни людей, то это они борются за свободу, более того, это они мстят за знаменитое массовое истребление евреев, к которому арабы не имеют никакого отношения. Каков же может быть ваш выбор? Мы не обладаем военной мощью, у нас нет такой техники. Кто в данной ситуации герои? В обоих случаях гибнут невинные люди. Где справедливость? Израиль создан иностранными державами, и мой народ изгнан в пустыню. Мы стали новыми бездомными, новыми евреями, вот в чем ирония. И мир ожидает, что мы не будем бороться? К чему мы можем прибегнуть, кроме террора? К чему прибегали евреи, когда они боролись с англичанами за создание своего государства? Мы в те времена от евреев узнали все о терроре. А теперь эти террористы, эти насильники, объявлены героями. Один из них даже стал премьер-министром Израиля, и его принимают главы государств, словно они не чуют запах крови, исходящий от его рук. Чем я ужаснее?

Ябрил замолчал и попытался встать, но Кристиан толкнул его обратно в кресло. Кеннеди жестом пригласил Ябрила продолжать.

— Вы спрашиваете, что он совершил. С одной стороны, я потерпел поражение и доказательство тому то, что я здесь в заключении. Но какой удар я нанес по вашему авторитету во всем мире! Америка после этого уже не будет корчить из себя великую державу. Все могло для меня кончиться лучше, но и это еще не полный провал. Я показал всему миру, какой на самом деле жестокой является ваша так называемая гуманная демократия. Вы разрушили огромный город, вы безжалостно подчинили одну страну своей воле. Я заставил вас пустить в ход ваши боевые самолеты, чтобы припугнуть весь мир, и вы превратили часть мира в своих врагов. Вас и вашу Америку уже не так боготворят. И в вашей собственной стране вы обострили отношения между политическими фракциями. Ваш личный облик тоже изменился, и вы превратились из святого доктора Джекила в ужасного мистера Хайда.

Ябрил остановился, стараясь справиться с исказившими его лицо эмоциями. Он стал более сдержанным и более серьезным.