Судя по всему, Алексей III совершил роковую ошибку. Он сосредоточил большую часть Варяжской дружины напротив французов у Влахернского дворца, считая, что именно там произойдет основная атака. Он недооценил способность венецианцев к серьезному нападению на обращенные к морю стены города и высадке войск. Защитники стен над Золотым Рогом были готовы обстреливать венецианцев из относительной безопасности бойниц, однако лишь мысли о непосредственной схватке с врагом было достаточно, чтобы обратить их в бегство. Учитывая мощь и решительность варягов у Влахерны, окажись более крупная часть дружины в одном ряду с пизанцами и городскими ополченцами у Золотого Рога, венецианцам пришлось бы столкнуться с гораздо более серьезным сопротивлением.
Виллардуэн описывает успех как «событие столь изумительное, что его можно назвать чудом».
[404] Дож прекрасно понимал, насколько подобная весть важна для французов, и отправил гонцов, чтобы сообщить союзникам о прорыве. Он также продемонстрировал внимание к их нуждам, немедленно погрузив на борт двести взятых с собой лошадей и направив их в лагерь, чтобы возместить боевые потери. Без боевых коней рыцарям недоставало скорости, мощи и маневренности — решающих факторов для их способа вести военные действия. [405]Алексей быстро осознал возникшую опасность и приказал варяжским отрядам попытаться выбить венецианцев со стены. Их прибытие резко изменило баланс сил, и венецианцы начали отступать. При этом они пытались замедлить движение византийцев, поджигая расположенные между двумя армиями дома. По случайности или по расчету, ветер дул со стороны венецианцев на их противников. Языки пламени взмывали все выше, и венецианцы скрылись за плотными клубами дыма, словно за непроницаемым занавесом. Бриз гнал огонь на греков, давая нападающим возможность укрепиться на стенах и в башнях. Пожар становился все сильнее, захватывая новые здания внутри городских стен. Влахернская гора не дала пламени пойти на северо-запад в направлении дворца, но более пологие южные склоны не представляли для огня серьезного препятствия. Только открытая цистерна Этиус приостановила стихию. Историки подсчитали, что от пожара пострадало более 120 акров города, оставив без крова и лишив имущества около двадцати тысяч византийцев. Никита Хониат повествует о произошедшем:
Именно в этот момент Алексей III словно в первый раз осознал, что для победы в войне и сохранения за собой царского престола он должен перехватить инициативу. Никита устало отмечает: «Он наконец решил действовать». Относительное бездействие императора уже начало вызывать недовольство среди горожан. Его начали обвинять в трусости, в том, что он предпочитает отсиживаться во дворце, а не обратиться лицом к врагу.
Однако у греков еще оставались основания для оптимизма. Несмотря на потери людей и имущества, они успешно отразили приступ со стороны французов и далее предполагали прогнать их с поля битвы. Они надеялись, что такая победа заставит венецианцев отказаться от неустойчивого удержания обращенной к морю стены, чем благополучно и завершится крестовый поход.
Городские стены и Влахернский дворец являли собой драматический пейзаж, а огромные клубы дыма из пылающих кварталов города придавали обстановке настроение мрачной обреченности. На этом безрадостном фоне император собрал крупный отряд войск и вышел с ним из ворот святого Романа, расположенных примерно в миле к югу от лагеря крестоносцев.
[408]Ряд за рядом греческие войска выходили из города, и самый размер византийской армии изумил Виллардуэна: «Можно было подумать, что здесь собрался весь мир».
[409] Никита пишет, что «когда сухопутные армии противников внезапно увидели огромные ряды воинов врага, они содрогнулись». [410] Робер де Клари считал, что у греков было много таких отрядов, каких у крестоносцев насчитывалось семь. Алексей III собирался захватить неприятеля в клещи: главная часть армии должна была сразиться с французами на равнине вне Константинополя, в то время как несколько отдельных групп должны были атаковать из трех ближайших к вражескому лагерю ворот.