Четвертый крестовый поход

Никита считает, что император Алексей никогда не стремился к сражениям и предпочитал бежать с поля боя. Византийский писатель понимал, что начни императорская армия наступать с искренней уверенностью в победе, она могла бы ее достичь. Он чувствовал, что собственное нежелание Алексея принимать участие в битве передалось командирам и не дало грекам возможности нанести решающий удар. [419]

Крестоносцы не верили собственным глазам. Письмо, отправленное одним из знатных воинов на Запад, передает их восприятие произошедшего: «Пораженный нашей непреклонностью (учитывая небольшое количество), он постыдно подобрал поводья и отступил в пылающий город». [420] Гуго де Сен-Поль отмечает: «Познав нашу отвагу и решительность, увидев, как мы единодушно идем в наступление, поняв, что пас нельзя сломать или напугать, они неизбежно пришли в ужас и смятение. Отступив перед нами, они так и не осмелились сразиться». [421] Когда император не решился ввести войска в бой, это утвердило бойцов Запада в мысли о трусости и женоподобности греков. Наверняка крестоносцы почувствовали огромное облегчение, а также новую надежду и прилив решительности. Чтобы извлечь выгоду из момента, Балдуин приказал армии медленно двигаться за греками, дабы подчеркнуть унизительное бегство византийцев с поля боя. Очень важно, что крестоносцам удалось сохранить дисциплину. При иллюзии победы было очень легко поддаться настроению и, нарушив строй, ринуться за неприятелем.

Виллардуэн красноречиво описывает смешанную с непониманием радость крестоносцев: «Смею уверить, что Господь никогда не спасал никого от большей опасности, чем та, от которой Он сохранил наши войска в тот день. Во всей армии не было ни единого воина, сколь бы смел и отважен он ни был, чье сердце не преисполнилось бы радостью».

И все же дни, прожитые в ожидании сражения, и часы противостояния выведенным из городских стен византийским войскам имели свои негативные физические и эмоциональные последствия. Кроме того, становился заметным недостаток продовольствия. Несмотря на свой триумф, крестоносцы не могли отказаться от охраны лагеря» Византийцы по-прежнему имели перевес, как минимум в количестве, и для их противников было жизненно важно сохранить неколебимость и не подвергать опасности свою военную силу.

Почему император Алексей не стал атаковать, хотя у греков было по крайней мере численное преимущество? Отчасти причина, наверное, состоит в том, что император был человеком по природе неагрессивным и практически не имел военного опыта. Он надеялся, что демонстрации силы со стороны Византии будет достаточно для того, чтобы сломить боевой дух крестоносцев и заставить их одуматься и отступить. Но он не учел того, насколько решительно были настроены уроженцы Запада. Они воспользовались своим преимуществом и перешли Босфор, а затем вошли в Золотой Рог, а венецианцам удалось даже захватить отрезок стены. Все это, несомненно, указывало на то, что крестоносцы представляли серьезную опасность. Греков также беспокоила тяжелая кавалерия противника. Хотя часть рыцарских коней погибла, оставшихся было достаточно, чтобы сформировать мощное ударное ядро. Губительная сила кавалерийских атак крестоносцев была хорошо известна в Византии. Еще в 1140-х годах Анна Комнина писала, что конный западный рыцарь «может пробить даже стены Вавилона». [422]

Равнина вокруг Константинополя представляла идеальные условия для атаки — сравнительно плоское пространство и фиксированная мишень. У самих греков была кавалерия, но их всадники были гораздо менее опытны по сравнению с французскими рыцарями, проводившими целые; годы, совершенствуя боевое мастерство на ристалищах Северной Европы.