Четвертый крестовый поход

День за днем разгоралось пламя, фронт пожара насчитывал сотни ярдов и поглотил огромные пространства в наиболее плотно заселенных частях города. Огонь спустился к бухте и даже рвался к самой Святой Софии. Никита сообщает, что сгорела стоявшая поблизости арка Милиона, служившая в Константинополе точкой, от которой измерялись все дороги. Такая же участь постигла и церковный комплекс, именовавшийся обычно Синодом, чьи стены из обожженного кирпича и прочный фундамент не смогли противостоять температуре: «огонь пожрал все внутри, словно свечи». [462]

Огонь проложил через город огромную полосу, протянувшуюся от Золотого Рога до Мраморного моря. Константинополь оказался рассечен «посредине огромной расщелиной или рекой огня». Люди, чьи родственники оказались на другом конце города, вынуждены были пользоваться морским путем. [463] Великий дворец остался невредимым, Ипподром и Форум Константина получили небольшие повреждения. Ветер с запада отогнал пламя к порту Феодосия, где оно перекинулось через стены, а искры даже воспламенили проходившее неподалеку судно.

Наконец через три дня огонь насытился и начал стихать, сражение с ним довершила вода из цистерн и акведуков. Не менее 440 акров ^{39}земли представляли собой обугленные дымящиеся руины. Никита, любивший свой город и гордившийся им, оплакивал представшую перед ним прискорбную картину: «Горе мне! Ничем не возместить гибель прекраснейших дворцов, в которых было столько вызывавших всеобщую зависть сокровищ!» [464]

Местные жители были твердо убеждены, что в пожаре виновны уроженцы Запада. С того времени, как сообщает Виллардуэн, оставаться в Константинополе стало опасно. По его оценке, оттуда в лагерь крестоносцев бежали около пятнадцати тысяч человек, унося с собой все, что было возможно. С одной стороны, возникала проблема, так как всех необходимо было кормить. Но с другой, они представляли собой потенциальных воинов и рабочих, «из всех создалась единая армия», — сказано в «Devastatio Constantinopolitana». [465] В итоге, не считая потери людей и имущества, пожар создал глубокий раскол между византийцами и крестоносцами, что усилило напряженность в уже непростой обстановке.

Несмотря на вероятную виновность крестоносцев в пожаре и огромные финансовые трудности, с которыми столкнулись тысячи горожан, Исаак продолжил сбор церковных сокровищ для обещанных крестоносцам выплат. Никита осуждает продолжающееся изъятие церковного имущества и неспособность императора отреагировать на случившееся. Он именует Исаака «злым ангелом-поджигателем» — такой намек на фамилию династии Ангелов явно говорит о гневе автора. [466] Вдобавок вызванные пожаром убытки привели к оскудению денежного потока, направленного крестоносцам, что неизбежно вызвало новый конфликт.

Вскоре, по указанию императора или без такового, греки восстановили участок стены, разрушенный по требованию крестоносцев. Отсутствие доброй половины армии и озлобленность после пожара подвигли византийцев на столь радикальный ход, продемонстрировав усиление воинственности в народе. Огорченный таким развитием событий, Балдуин направил гонцов к армии, сопровождавшей императора Алексея, чтобы сообщить о прекращении выплат и просить как можно скорее вернуться в Константинополь. 11 ноября 1203 года экспедиция вернулась в город — удовлетворенная приемом, который был оказан населением новому императору, но сильно встревоженная ухудшением отношений с формальными союзниками.

Для Алексея это был редкий момент триумфа. Он распространил свою власть по крайней мере на существенную часть своих формальных владений. Жители Константинополя встречали возвращающегося императора подобающим образом, старейшины города считали своим долгом оказать ему надлежащий почет. Знать облачилась в лучшие наряды и собралась, чтобы встретить императора и сопроводить его обратно в город. Крестоносцы также вышли, чтобы встретить своих товарищей, чувствуя облегчение при виде их благополучного возвращения.

С приближением к Константинополю взгляды Алексея и крестоносцев могли остановиться на чудовищном опустошении, причиненном пожаром. Уроженцы Запада остановились в своем лагере с северной стороны Золотого Рога, а император переправился через залив во Влахернский дворец, но страшный черный шрам, оставленный огнем, был виден всем. Новости о пожаре достигали Алексея и его союзников, пока они были во Фракии, и все равно масштаб опустошения поражал воображение. Император был огорчен утратой огромного количества прекрасных построек и видом своих подданных, ютящихся на развалинах домов. Осознание ответственности западных союзников за это злодеяние в столице уничтожило радость от достижений в масштабах империи. Крестоносцы наверняка также разделяли это понимание, думая о долгой и трудной зиме, которая предстояла экспедиции, прежде чем она сможет отправиться в Левант.