Четвертый крестовый поход

Более хитроумный политический деятель смог бы использовать к своей выгоде очевидную связь между Алексеем и крестоносцами. Учитывая стремление Исаака к власти и все большую неприязнь к сыну, можно было использовать оппозиционные по отношению к чужеземцам настроения. Хотя уроженцы Запада, несомненно, представляли серьезную военную угрозу, решись старший правитель на смертельную схватку с крестоносцами, от которой отказался Алексей III, или воспользуйся он зависимостью крестоносцев от византийских поставок продовольствия, Исаак мог бы получить желанное первенство. Но и отец, и сын были столь заняты личными идеями и политическими махинациями во дворце, что изолировали себя от подлинных чаяний граждан Константинополя.

Итак, императорский титул был запятнан трусостью Алексея III, а затем изменой и непопулярностью его преемников. Гордость византийского трона и самый его дух, созданные в течение столетий и служившие неотъемлемой частью самоидентификации жителей Константинополя, оказались в прискорбном забвении. Монолит власти дал трещину. Это, в свою очередь, означало, что преданность носителям императорского титула ослабла, а временами просто исчезала. Исаак и Алексей должны были очнуться и начать действовать, чтобы соединить собственные интересы со стремлениями граждан Константинополя. Альтернативой была только вполне предсказуемая — и, скорее всего, мучительная политическая гибель.

Явственное отсутствие руководства побуждало горожан к волнениям. Жители Константинополя, раздраженные бегством Алексея III, униженные могуществом крестоносцев, разъяренные разрушениями, причиненными пожаром, искали решение своих трудностей. Жертвой «нетрезвой части толпы» (как назвал их Никита Хониат) стала статуя богини Афины, стоявшая на пьедестале на Форуме Константина. Никита восхвалял красоту бронзового произведения искусства высотой в десять футов, описывая статую подробно с головы до пят. Он нежно вспоминает складки ее одеяния, тугой пояс на талии и укрывавшую грудь и плечи накидку из козлиной шкуры, украшенную головой Горгоны. Статуя была столь похожа на живую, что казалось, будто вены Афины колеблются под напором крови, а тело наполнено цветением жизни. Глаза были исполнены чувства, шлем венчал гребень из конского волоса, а волосы были туго стянуты на затылке, оставляя впереди часть прядей. Левая рука Афины была скрыта складками одеяния, но причиной приговора толпы послужила ее правая рука. Как пишет Никита, голова и правая рука богини были обращены на юг, однако народ, не обращая внимания на указания компаса, решил, что она смотрит на запад и, таким образом, призывает в город армию крестоносцев. Из-за такого вероломства статую стащили с пьедестала и разбили на куски. Никита воспринял это действие как нанесение увечья самим себе, поскольку оскорбление покровительницы войны и мудрости было неумным поступком. Разумеется, он был достаточно мудр и не приписывал изваянию статуса божественности, называя его лишь воплощением упомянутых достоинств. [472]

В то же время, когда происходили открытые волнения, императоры продолжали беспощадный сбор средств для удовлетворения потребностей своих союзников. Естественно, народ усиленно сопротивлялся любым попыткам изъятия у него денег. Столкнувшись с ситуацией, чреватой социальным взрывом, императорская администрация обратилась к более слабым мишеням — а именно к церкви и состоятельным лицам. Часть сокровищ, которые можно было забрать в Святой Софии, были изъяты и переплавлены. Десятки серебряных лампад, свисавших со сводов огромного храма, были собраны и преданы огню. Состоятельные горожане (среди которых, возможно, был и сам Никита) были обязаны внести пожертвования. Автор с пренебрежением называет происходящее швырянием мяса собакам и пишет о «нечестивом смешении языческого и священного». [473]

Сборщики денег пользовались услугами информаторов, указывавших на состоятельных лиц и неустанно искавших новые объекты. Крестоносцы тоже были вынуждены применять давление для сбора средств, занимая расположенные неподалеку от Константинополя процветающие поместья и церковные организации, чтобы получить необходимые средства.

К зиме 1203 года ситуация в Константинополе достигла критической точки. Никита Хониат создает яркую и убедительную картину разлагающейся великой цивилизации. Ощущение внутреннего упадка и разрушения в Константинополе было почти осязаемым. Царь-Город, с прекрасными зданиями и символами власти, был брошен на колени неумелыми правителями, непредусмотрительными горожанами и неуступчивыми врагами.