Четвертый крестовый поход

«Они обшаривали груди женщин, надеясь найти там спрятанные украшения или золото, распускали волосы и срывали головные уборы, швыряя обездоленных и обкраденных на землю. Повсюду слышны были стоны, плач и причитания. Везде творилось бесчинство. Если на ком-то находили драгоценность, эти поборники зла готовы были надругаться над самой природой. Они убивали новорожденных и целомудренных, обнажали пожилых женщин, насиловали старух. Они пытали монахов, били их кулаками, истязали кнутами. Кровь лилась на священные алтари и могилы, на которых вместо агнца, принесшего себя в жертву за весь мир, людей закалывали, словно овец, или обезглавливали, и злодеи истребляли невинных».[573]

В день Входа Господня в Иерусалим, а затем и на Пасху настала короткая передышка в разбое. Крестоносцы возносили благодарности за победу, которую даровал им господь. К этому времени было собрано множество трофеев, и настала пора разделить их в соответствии с заключенным ранее соглашением. В качестве складов для добычи были избраны три церкви, которые охранялись десятью французами и десятью венецианцами. День за днем люди и повозки подносили все новые невероятные сокровища. Горы золотых и серебряных предметов, драгоценных камней и роскошных одеяний собрались в них. Количество трофеев было настолько огромным, что все было почти невозможно перевезти. Робер де Клари описывает размеры добычи в эпических терминах: «Со времен сотворения мира не видывали таких сокровищ, столь изумительных и драгоценных. Не было такого ни во времена Александра, ни при Карле Великом, ни раньше, ни позднее. И думаю я, что в сорока самых богатых городах мира не наберется таких богатств, как в Константинополе». [574]

Виллардуэн тоже считает объем трофеев значительным: «Жоффруа Виллардуэн заявляет, что, по его разумению, таких трофеев не получали ни в одном городе со времени сотворения мира». [575] Балдуин Фландрский пишет о «неисчислимом количестве лошадей, золота, серебра, шелковых тканей, драгоценных камней и всего того, что люди считают богатством. Несметное изобилие… каким едва ли обладает весь латинский мир». [576]

Однако очевидно, что не все добросовестно сдавали трофеи в общее пользование. Все сделанные заранее присяги указывали на то, что руководство крестового похода ожидало от воинов попыток утаить часть добычи для собственного пользования. Их опасения полностью оправдались. Столкнувшись с невероятными богатствами Константинополя, многие оказались не в силах расстаться с тем, что попало в их руки. Алчность, часто изображаемая священнослужителями в качестве одного их самых тяжких пороков рыцаря-крестоносца, крепко укоренилась в сердцах и умах уроженцев Запада. Искушаемые оказавшимися перед ними непомерными богатствами и пренебрегая угрозами казни или отлучения от церкви, крестоносцы укрывали огромные суммы денег. По некоторым оценкам укрытое составило около 500 000 марок [577], что превышает сумму, оказавшуюся в официальной сокровищнице.

Какова бы ни была стоимость добычи, ее было достаточно, чтобы выплатить первый транш по мартовскому договору. Другими словами, венецианцы получили причитавшиеся им 150 000 марок, а французы 50 000. Остальные 100 000 марок были разделены поровну, равно как и десять тысяч лошадей различных пород.