Четвертый крестовый поход

«Они [крестоносцы] решили… плыть к Александрии, что в Египте, дабы напасть на нее. Они избрали это направление, поскольку в то время в заморских землях действовало перемирие между нашим народом и варварами. Наши не могли нарушить соглашение, на которое пошли по доброй воле».[162]

В начале XIII века и христиане, и мусульмане на Святой Земле пребывали не в лучшей военной форме, а потому им требовалось время для отдыха и перегруппировки сил. Обе стороны старались соблюдать такие перемирия, поскольку нарушения привели бы к лишению смысла подобных договоров в дальнейшем. Однако вторжение в Египет условиями перемирия не оговаривалось, что давало христианам возможность действовать в пределах буквы договора.

Наряду с дипломатическим фактором еще одной причиной выбора Египта в качестве объекта нападения служило превосходство западных мореходов. Мусульманский флот по сравнению с венецианским был заметно слабее. Сирийские мусульмане, правившие страной с конца 1160-х, принадлежали сухопутной культуре кочевников, считавших мореплавание опасной забавой, которую лучше предоставлять преступникам. И действительно, многие моряки на мусульманском флоте были каторжниками. Арабская пословица «Лучше внимать верблюжьей вони, чем рыбьей молитве» вполне удачно отражает подобное отношение. Саладин попытался создать свой флот, однако ограниченность в ресурсах и недостаток морского опыта практически свели его усилия на нет. Основная часть его флота была захвачена при осаде Акры в 1191 году. Масштаб бедствия был таков, что наследники Саладина ко времени Четвертого крестового похода еще только предпринимали попытки по восстановлению морских сил.[163]

С точки зрения венецианцев надежда занять доминирующее положение в Александрии была, разумеется, весьма соблазнительной. Несомненно, этот город являлся торговой жемчужиной Восточного Средиземноморья и давал прямой выход на рынки Северной Африки и Ближнего Востока. Египет служил основным источником квасцов, сахара, пряностей, пшеницы и был важным рынком древесины и металлов. Доступ в страну у венецианцев был ограничен, и торговля с Александрией составляла не более 10 % объема всей их торговли в Восточном Средиземноморье. Для сравнения — на долю Византии приходилось 55 %, на государства крестоносцев — 25 %.[164]

В отличие от Венеции, Генуя и Пиза были более активны в мусульманских портах.[165]Папские директивы запрещали торговлю с исламским миром, и в ответ на попытки Иннокентия заручиться поддержкой венецианцев в начале Четвертого крестового похода этот город направил посланников, чтобы испросить особого разрешения на ведение дел с Египтом. Папа римский выразил недовольство тем, что Венеция продает сарацинам военные ресурсы (оружие, железо, строевой лес для галер), и пригрозил в случае продолжения отлучением от церкви. В то же время он признавал, что венецианцы с их экономикой, направленной на торговлю, а не сельское хозяйство, получают все необходимые средства к существованию именно от коммерческих операций. Для того, чтобы обеспечить их содействие крестовому походу, он все же дал им разрешение продолжать торговлю — но предметами, не относящимися к военной области. Таково было рассчитанное прагматическое действие Иннокентия, который пытался удовлетворить противоречивые дипломатические, религиозные и экономические результаты деятельности венецианцев.[166]

Дандоло сам был в Египте в 1174 году и видел его великолепную торговую мощь, а также приходящую в упадок военную силу, которую не смог восстановить даже Саладин. Уильям Тирский дает яркое описание города, относящееся приблизительно к этому периоду: