Четвертый курс

Нивг в торжествах участия не принимал, оставшись на дежурстве. Вообще-то, очередь куковать перед мониторами была Эммы, но в честь земного праздника альгерд взял на себя бремя дополнительной вахты. Сам предложил — никто его за язык не тянул! Отказываться Маклеуд не стала.

— Слышали, консульство в Женеве все-таки открыли, — проговорил Иван, ставя пустой бокал на край стола. — Я утром, когда дежурил, видел в новостях, просто забыл сразу рассказать.

— Это хорошо, — заметила Эмма. — Значит, все идет по плану.

— Одно непонятно: если мы никак не засветились — то это не из-за нас, — задумчиво проговорил Голицын.

— Не из-за нас, — подтвердила Маклеуд. — Нивг тут мимоходом обмолвился, что как раз из-за консульства и оказался летом на Земле. Вроде как, вел тут какие-то переговоры на этот счет.

— Да? Я не слышал.

— Это без тебя было. Пару дней назад. Разговор вообще на другую тему шел, про Консульство случайно промелькнуло.

— Ну да, случайно, — усмехнулся Голицын. — У Нивга — и случайно?

— Он тоже человек, — пожала плечами девушка.

— Прошу прощения, — подала голос почти незаметная до этих пор Шог-Ра. — Я, наверное, пойду спать. Поздно уже.

— Что, даже Нового Года не дождешься? — спросила Эмма, переходя на язык Альгера.

— Еще одного? Сколько их у вас всего?

— Теоретически — столько, сколько на Земле часовых поясов, — пояснила австралийка. — То есть, двадцать четыре. Хотя нет, даже больше: есть же страны, где время отличается от поясного на неполный час: всякие Шри Ланки, Мьянмы и прочие Непалы…

— Нет, с меня, пожалуй, довольно, — решила ранолка. — Встречного ветра!

— Спокойной ночи! — ответила Маклеуд.

Голицын пробурчал что-то малоразборчивое, что, при некоторой доле фантазии, все же можно было расценить как пожелание удачи.

— Опять секретничаете? — капризно спросила Николь, когда Шог-Ра удалилась восвояси.

— Почему секретничаем? — не поняла Эмма.

— Ну, перешли на этот свой латышский. Странный язык, никогда раньше такого не слышала.

— Ты же знаешь, Шог… Кристина не говорит по-английски, — развела руками австралийка. — Она сказала, что пошла спать, я ей спокойной ночи пожелала — вот и все.

— Ну-ну, — бросила Декуар, всем своим видом демонстрируя недоверие. — Конечно…

— Я вас оставлю ненадолго, — Маклеуд поднялась из-за стола. — Смотрите, не передеритесь тут без меня.

— Больно надо, — буркнул Иван. Первые недели пребывания Николь на острове действительно ознаменовались бурными перепалками между ними: Голицын обвинял француженку в вероломстве, Декуар не оставалась в долгу, возлагая (совершенно несправедливо!) на курсанта ответственность за все неприятности, свалившиеся на нее после эпического конфуза в России. Но по прошествии времени накал страстей мало-помалу спал, и отношения их сделались, конечно, не дружескими, но уже и не откровенно враждебными.

— Да я тоже уже пойду, — проговорила Николь, допив из бокала последний глоток. — Не умеют, все-таки, макаронники делать игристые вина, — заметила вдруг она. — То ли дело наше шампанское! Помнишь, как мы с тобой его пили вечерами на Монмартре? — обернулась она к Ивану. — Совсем другой вкус!

Эмма фыркнула и вышла из комнаты. Не дожидаясь ответа от Голицына, Николь последовала ее примеру — разве что через другую дверь. Иван остался в гостиной один.

— На Монмартре, на Монмартре, — передразнил он Декуар, на французский манер грассируя «р». — Мало ли что там было — на Монмартре этом?!

Эмма вернулась минут через пятнадцать — Иван, признаться, уже успел заскучать в одиночестве. На секунду задержалась в дверях, затем быстрым шагом молча приблизилась к Голицыну, положила руку ему на плечо. Курсант удивленно вскинул голову: в глазах Маклеуд плясали странные, давно забытые огоньки. Рука девушки слегла потянула его вверх, и Иван послушно поднялся. Горячее дыхание обдало его лицо. «А еще кто-то будет говорить, что шампанское плохое», — подумал Голицын, тут же, впрочем, устыдившись этой своей мысли. Губы Эммы двинулись ему навстречу…

Металлический блеск возник лишь на ничтожное мгновение, Иван никак не должен был его заметить, а, заметив — обращать внимания. Он и не обратил — сознательно, но тело среагировало само, резко отстранившись, и большой кухонный нож, которым час назад Николь резала фрукты, вместо того, чтобы войти Голицыну точно под ребро, лишь скользнул по груди, распоров рубашку и оцарапав кожу.

— Ты что?! — закричал курсант, отскакивая.

Вместо ответа Маклеуд повторила атаку — Иван едва успел уклониться.

— Ты в своем уме?! — гаркнул он, понимая уже, что нет, разумеется, не в своем. Схарги! Они все-таки добрались сюда! Будь у него время, он наверняка бы нащупал нить, на которой они сейчас держат Эмму, и, нащупав, легко бы оборвал, но давать ему это время никто не собирался.

Клинок сверкнул, целя Голицыну в горло, Иван отпрянул и, резко нагнувшись, схватил со стола рацию.

— Аш-сун! Тревога! Схарги! Эмма под контролем! — прокричал он в микрофон.

Эфир безмолвствовал.