Четвертый месяц зимы

Сейчас, когда Лая так близка была к долгожданному следу, сдерживать это пакостливое чудовище, толкающее ее на глупости, наперекор всяким правилам, а порой — и здравому смыслу, казалось особенно трудным. Даже зная, как это не по-взрослому. Даже понимая, что в такие моменты больше всего походит она на девчонку-подростка — такую, какой была когда-то. Словно память о себе прежней позволит вернуться в прошлое. Или, хотя бы, помнить о том, кто дорог, из года в год подпитывая ее неизменную, неразумную одержимость…

«Ребята» явились с физиономиями уже не столько злобными, сколько кислыми, так что Лае их даже стало жалко, тем более, что вид ее особы в мокром покрывале с кокетливо выставленным голым плечиком убил их окончательно.

— Ладно уж, садитесь что ли, — примиряюще сказала она, указывая на стул и сундук, сама же устраиваясь на кровати. — Голодные, небось? С вашим-то скупердяем не сильно наешься.

Ужин оказался на удивление вкусным, а «мальчики», после того как Лая вылечила им пострадавшие части тела, налила по кружечке и пригласила разделить с ней трапезу, — на удивление компанейскими и вполне дружелюбными. Уже через час, когда унылая служанка принесла еще один поднос с едой и бутыль вина, они вразнобой гоготали над очередной шуткой охотницы, по очереди восхищенно приговаривая: «А ловко ты нас! Ух, ловко!», — неуклюже тыча при этом своими кулачищами девушке под ребра или похлопывая, не без вожделения, ее по оголенному плечику.

Выдворить вконец пьяных и сильно повеселевших «ребят» из комнаты удалось не сразу, но у Лаи был огромный опыт в таких делах, так что окончательно распустить руки им так и не удалось — сами не поняв как, оказались за дверью. Девушка же, вспоминая их недоумевающие физиономии и весело посмеиваясь, нырнула в постель и уже очень скоро погрузилась в крепкий, счастливый сон.

Утро восьмого дня второго месяца осени выдалось таким же дождливым, как и предыдущие. Лаю разбудила служанка, принесшая ее выстиранную, сухую и даже заштопанную одежду. Девушка бодро вскочила, сунула ворчащей что-то про «ночные дебоши» и «спящих в совершенно непристойном виде молодых особ» женщине монетку и тут же принялась одеваться, выбирая из своей порядком поизносившейся одежки вещи поприличнее.

«Да, гардеробчик и обновить уж пора», — думала она, критически разглядывая две рубахи одинаково жалкого вида. Как, получая такие приличные вознаграждения за разные темные делишки, Лая ухитряется выглядеть такой оборванкой, оставалось загадкой для всех ее знакомых, да, впрочем, и для нее самой. Объяснение тут могло быть одно — ей просто было наплевать на свой внешний вид, и уж тем более наплевать на то впечатление, которое производит он на окружающих.

— Ну, ничего, зато чистая, — пробормотала она, наконец выбирая из двух рубашек одну.

Затем то же самое проделала и с двумя парами черных плотных штанов и двумя шерстяными безрукавками. Вышитое деревенское платье с корсетом она засунула на дно вещевого мешка, даже не глядя. Туда же последовала пара шелковых чулок, легкие летние туфли, кое-какое белье, забракованные штаны, рубашка и безрукавка, фляга с водой, какая-то металлическая посудина для приготовления еды, еще что-то из вещей, крайне необходимых в путешествии, а также всякие воровские штучки одной ей известного назначения. Деньги и прочие ценности она распихала по карманам своей единственной куртки, короткий острый кинжал сунула в ножны на поясе. Затем еще раз внимательно оглядела комнату, закинула за плечи мешок с вещами, подхватила плащ и вышла в коридор.

Внизу Лая, завернувшись поплотнее в плащ и весело подмигнув напоследок унылым охранникам за спиной у хозяина, который как раз распекал их за вчерашнюю пьянку, выскользнула на улицу.

«Дьявольская погодка!», — выругалась она, ежась под проливным дождем и безуспешно пытаясь не попадать при каждом шаге в очередную лужу.

Трактир «Спиногрыз» отыскался не сразу. Идти-то к нему было недолго, если знаешь, куда. Вот только спросить было не у кого — по такой погоде местные жители все больше по домам сидели. Наконец, Лае на глаза попалась потрепанная вывеска между двумя не менее потрепанными дверьми, одна из которых, несомненно, вела в трактир, а вот другая заставила девушку невольно отпрянуть и выругаться: там красовалась неприметная, очень скучная табличка самого заурядного вида — «Приемный покой Гильдии. Олланское отделение. Прошения принимаются ежедневно с девяти утра до семи вечера».

«Выбрал же Храш местечко!», — подумала Лая с неожиданной для самой себя иронией и, подавив совершенно неуместное желание заглянуть за дверь с табличкой, вошла в тесный, душный зал трактира.

Кормили тут не слишком хорошо, но Лая была непривередлива, а потому подгоревший омлет с какими-то корешками съела бодро и даже не без удовольствия, запивая его отвратительным на вкус, но весьма полезным при такой погоде травяным отваром. И хотела было уже перейти к сладкому ягодному пирогу, когда услышала знакомый рыкающий бас, исходящий от крепкого бородатого гиганта, только что с трудом втиснувшегося во входную дверь.