Четвертый под подозрением

Они занимались любовью. По стене плясали темные тени от мерцающего пламени свечи. Она стояла на четвереньках, положив левую щеку на подушку. Ее длинные волосы разметались. Потом он перевернул ее на спину. Элизабет начала содрогаться, но он делал вид, будто ничего не замечает. Ему хотелось разорвать ее в клочья, пригвоздить к земле, жестоко, безжалостно, рывок за рывком. Когда она второй раз испытала оргазм, он почувствовал, что сейчас тоже не выдержит. Она сразу все поняла, широко распахнула синие глаза и прильнула губами к его губам, словно желая поймать рвущийся из него крик. Она тесно прижималась к нему всем телом. Он кричал; звук превратился в вибрирующую дрожь, которая начиналась снизу, от пальцев ног, и постепенно поднималась наверх, к бедрам, животу, плечам. Она не отпускала его, и он кричал все громче, но она ловила его крики своими жадными губами. Несмотря на то что он лежал на ней, она управляла им. Бешеная скачка пробудила к жизни дремавшую в нем первобытную дикость. Потом он отдыхал, положив голову между ее ног. Она была ненасытна и обжигала его, как пламя. Ее движения были исполнены ленивого торжества. Так всадница наконец разворачивает прирученного дикого коня мордой к солнцу, чтобы убедиться в том, что он ее слушается…

Франк Фрёлик открыл глаза.

Свеча не горела. На стене не плясали тени. Ему все приснилось. Тем не менее он чувствовал ее аромат: ее духи, пот, запах женщины. Он включил свет. Он был один. Через несколько часов ему придется идти на работу. А единственным указанием на присутствие Элизабет служил черный волос в книге на прикроватной тумбочке. Он выключил свет и упал головой на подушку. Глядя в темноту широко раскрытыми глазами, он думал.

Почему он так разбушевался?

В восемь утра, когда он распахнул дверь, его встретили радостные возгласы. Эмиль Иттерьерде низко поклонился, а Лена Стигерсанн заметила:

— Виду тебя ужасный — извини, я ничего такого не имела в виду.

Фрёлик потер лицо ладонями.

— Последние дни у меня выдались сложными.

— Что ж, — ответила Лена, — в таком случае я позволю себе сегодня нарушить первую заповедь феминизма. С возвращением, Франки! Сварить тебе кофе?

В этот миг в дверь просунул голову Гунарстранна. Он кашлянул и сказал:

— Фрёлик, мне нужно с тобой поговорить.

Когда они остались одни, Гунарстранна начал:

— Я побеседовал с начальником полиции и несколькими юристами. Мы сошлись на том, что Йим Ройнстад причастен к убийству в Лоэнге. Таким образом, убитым занимаемся только мы. Смертью Элизабет Фаремо, как и смертью ее брата Юнни, занимается криминальная полиция. Коллеги из криминальной пока не хотят делиться с нами своими выводами. Начальник будет настаивать на совместном расследовании, тогда и посмотрим. Нам предстоит сосредоточиться на убийстве Арнфинна Хаги. Ясно?

Фрёлик кивнул.

— Для нас, и особенно для тебя, Рейдун Вестли, ее хютте и кости, обнаруженные на пепелище, — дело второстепенное и представляет интерес, только если мы наткнемся на улики, неопровержимо доказывающие, что Ройнстад, Балло или они вместе избили Рейдун Вестли и подожгли ее загородный дом. Делом Элизабет Фаремо — его вообще выделят в отдельные судопроизводство — займутся наши коллеги.

— В тот день, когда сгорел загородный домик Вестли, Мерете Саннмо видели в Фагернесе, — сказал Фрёлик.

— Юнни и Элизабет Фаремо занимается криминальная полиция, — медленно и сурово повторил Гунарстранна.

Фрёлик не ответил. Они молча смотрели друг на друга. Молчание нарушил Гунарстранна:

— Дело о краже со взломом в доме Инге Нарвесена закрыто. Мы Нарвесеном не занимаемся.

— Мерете Саннмо обедала в отеле с каким-то мужчиной.

— Знаю, — раздраженно рявкнул Гунарстранна. — Повторяю, это не наше дело! Хочешь, чтобы я снова отправил тебя в отпуск через две минуты после того, как ты вернулся?

Они бросали друг на друга испепеляющие взгляды.

— Тебя отстранили от убийства в Лоэнге, потому что ты находился в связи с Элизабет Фаремо, пока она была жива. Некоторые считают, что тебя по-прежнему нельзя допускать к расследованию. Несколько человек, в том числе я, считают, что ты принимаешь случившееся слишком близко к сердцу. Вывод: тебе запрещается что-либо предпринимать самостоятельно. Отныне ты — мой мальчик на побегушках, не более и не менее.

Фрёлик молчал.

— Но если мы собираемся доказать причастность Ройнстада к убийству Арнфинна Хаги, нам придется копать очень глубоко, что трудно сделать со связанными руками. Итак, засучиваем рукава и приступаем к допросу свидетелей. Подозреваемые у нас есть…

— Возможно, в Фагернесе с Мерете Саннмо обедал именно Ройнстад, — сказал Фрёлик.

Гунарстранна глубоко вдохнул:

— Что-то подсказывает мне, что я ошибся, вызвав тебя сегодня на работу.

— Я побывал там вчера, посмотрел на то, что осталось от хютте. Мне нужно было взглянуть, понимаешь? В Фагернесе я встретил Клюкву Рамстада, — сказал Фрёлик.