Четвертый поцелуй

«Дорогая» произнес едко, вложив в обращение всю душу. И сразу как-то чувствовалось, что душа эта вымотана, прямо до безобразия. Мама с Мишаней и до визита сидевшие смирно, сейчас и вовсе затаились — не дышат. Ждут.

— Неа, — помотала я головой. — Не дорогая вовсе. Вот ни минуты.

Я сделала шаг в сторону прихожей, планируя сразу расставить все точки над «и», он схватил меня за плечо и резко дернул на себя. Громила, что пришел с ним, подозреваю охранник, тут же перекрыл выход своим безразмерным телом. Вдовин занервничал, затряс меня, словно куклу, и вообще выглядел несколько… взволнованным. Он открыл рот, и я поняла: не взволнован — негодует, просто чертовски зол.

— Мне срать, что ты там о себе вообразила… — зашипел он в моё лицо. А раз уж считается, что вообразила не я, а Жанка, то брать во внимания его слова я не стала, а попыталась высвободиться. Получилось только схватиться свободной рукой за его рукав. Я потянула ткань вниз и обреченно вздохнула, перебивая его:

— Может, хватит уже, достали. Не Жанна я, неужели не видно! Дайте, хоть паспорт из комнаты принесу.

Мужчина ослабил хватку и сделал знак своему товарищу, тот развернулся и пошлепал в коридор.

— В сумке! — крикнула я вдогонку. — А сумка на стуле.

Моя сумка в руках громилы смотрелась просто крошечной. Я порадовалась, что он не стал в ней рыться, а просто протянул её Вдовину. Последний отцепился от меня окончательно, повел челюстью и раздул ноздри. Громила правильно истолковал недовольство хозяина и сунул моё добро мне в руки. Я расстегнула молнию у нужного отделения, извлекла на свет божий паспорт и развернула его перед Вдовиным. Игорь Леванович прочел внимательно и хмыкнул:

— То-то я диву даюсь, чего это моя благоверная без своей обычной маски на роже. И костюм светской шлюхи где-то потеряла.

Он остался доволен своим высказыванием, масляно прищурился и засмеялся. Редко, прерывисто, будто дарует нам своё веселье. Громила решил поддержать хозяина и басовито заржал, но Вдовин одарил его таким взглядом, что парень тотчас же прикрыл свою «варежку». Выходит, смеяться над своей бестолковой женушкой, а это равно над ним самим, дозволено лишь «Юпитеру».

— Ну, здравствуйте, родственнички! — воскликнул он, когда надоело веселиться. Выбрал ближайшее к нему кресло, занял его, сложив ногу на ногу, и обратился к маме: — Вы, так полагаю, теща? Моя сельская мамочка. Тщательно же вас моя стерва скрывала. А ты посмотри-ка, живы все и здоровы! Батя, чего нахмурился?

Последнюю фразу он адресовал Михаил Андреичу. И «батя», и «мамочка» прозвучали издевательски. Даже брезгливо, сказала бы я. Мама подобралась, выпрямила спину и с достоинством представилась:

— Людмила Васильевна я. Смею вас расстроить, молодой человек, Михаил Андреевич никакого отношения к рождению Жанны не имеет.

Уверена год рождения «молодого человека» если и не совпадает с маминым, то очень близко к тому. И назвала она гостя так, исключительно в отместку. Хорошо хоть никакой дурацкой цитаты не вспомнила, а может не нашла подходящей случаю. Она взяла своего друга за руку, Мишаня прижался к ней плотнее и подтвердил её слова частыми кивками. Мама поджала губы и заметила, что гостю тоже не мешало бы представиться.

— А ты не перепутала, мать? — грубо поинтересовался он и погрозил пальцем: — Указывать мне не нужно.

— Ну, вот что! — не выдержала я. — Мы вас в свой дом не приглашали и в родственники к вам не набивались! А если вы сюда уже вошли, так будьте любезны не хамить.

— Правильно, деточка, не приглашали. А я явился, — развел он руки. — Разрешения не спросил, плохой дядька. А стану ещё хуже. Прям совсем-совсем, — картинно засюсюкал мне он. Указал на своего компаньона и продолжил кривляться: — А Гришу и вовсе расстраивать не стоит, не советую. Он, когда расстроенный, не ведает, что творит, ей богу.

— Вы нас пытаетесь запугать? — уселась я на диван, по другую сторону от мамы.

Теперь на него пытливо уставились три пары глаз. Вопрос мой Вдовин проигнорировал, осмотрелся по сторонам, вытащил из кармана платок и промокнул им лоб. Повернулся к своему товарищу и пожаловался:

— О кондиционерах они, конечно, здесь не слышали. — Мужчина затянул галстук, откинулся в кресле и продолжил уже нам: — В общем, так, разлюбезные мои, зовут меня Игорь Леванович, торжественную часть будем считать оконченной, приступим к делу. Я спрашиваю — вы отвечаете. Вопрос номер раз: где Жанна?

Он поочередно пробежался глазами по каждому и остановился на мне. Взгляд колючий, вкупе с маячившим за спиной Гришей, пробирал до корней волос. Я почувствовала холодок кожей, хотя он прав — в квартире, действительно, душновато.

— Учитывая, что с нами она разорвала все связи, а вы являетесь мужем моей сестры, полагаю, вам лучше знать о её местонахождении.

— Согласен, деточка, допустил оплошность. Ты уж, прости меня, дурака, — только что на колени не припадает, как сожалеет. Сейчас от умиления заплачу. Вдовин состряпал озадаченную рожу, оперся правой рукой на подлокотник и адресовал вопрос Грише: — Выходит, хватку теряю, деточка вон грубить изволит?