— Если её украли с целью выкупа, со мной бы уже давно связались. Долго терпеть её дерьмовый характер не один шантажист не станет. Она способна кому угодно испортить не один вечер. Если её нет в живых, полиция уже не поможет. И вам ходить туда не советую, деточка. Ещё неизвестно, что она задумала, как бы, не навредить всем, включая её. Жанна затаилась, дорогуша, затаилась и ждёт, поверь. И я найду эту дрянь, так ей и передай.
Козел! Свежую мысль, о сравнении его с ни в чем ни повинным животным, я, слава богам, не успела высказать вслух — он отключился. Я повертела головой, постучала в дверь соседки и потянула ручку.
— Баб Тась, ты дома?
Голос соседки раздался из кухни. Следом в коридор выплыла она, вытирая руки о передник. На голове косынка, кивнула мне и позвала:
— Женька, давай, на кухню. Пироги налаживаю, сейчас чаю пошвыркаем.
Пироги оказались капустными, первая партия уже румянилась на сковородке, остальные аккуратными рядками разложены на доске.
— Замыслила большой пирог, а с духовкой никак не слажу, — пожаловалась соседка, разливая чай. — Не хочет зараза пахать, хоть тресни!
— А вы Михаил Андреича глянуть попросите, может разберется.
— Разберется он, как же, — протянула баб Тася и рукой махнула: — Пущай в штанинах своих разбирается, где зад, где перёд, черт окаянный!
Я прыснула со смеху. Памятуя недавнее поведение Мишани, совет для него от баб Таси пришелся в тему.
— Чегой гогочешь? Скажешь я не права? — поинтересовалась она. Впрочем, ответ ей был не нужен, она тут же отвернулась и направилась к сковородке. Доставала пироги на блюдо, попутно возмущаясь: — Раздолбай он и есть раздолбай. Ему бы на работу, слоняться да пить, глядишь, времени то и не осталось.
— Я вам Дюшу тогда пришлю, он в технике понимает. Вы мне лучше, баб Тась, про мужика того расскажите.
— А чего рассказывать мужик и мужик. Даве ведь всё рассказала.
— Мне подробности надо. Машина какая у него была, настроение какое, а может ещё какую-нибудь деталь подметили.
Баб Тася поставила передо мной блюдо, сама с шумом опустилась на стул, вздохнула тяжко и губы поджала. В глазах маята, томление. Передник на коленях расправила, пыль мучную с него ладонью стряхнула. Опять вздохнула. Я, заподозрив неладное, о себе напомнила и соседку поторопила.
— Ну, чего прицепилась репьём! — буркнула она. Сахара себе в чашку бухнула, размешала и отставила чай в сторону. А потом сдалась, склонилась ко мне и зашептала: — Да какую деталь тебе, если я его видеть не видывала, слышать не слыхивала.
— Как? Обманули, выходит?!
— Тсс, не ори ты, — зашипела она на меня. — А что я должна спокойнехонько смотреть, как моих соседей любезных в тюрьму сажают? Прямо, вот не дождутся. Ты вообще слышала, что в селе говорят?
— А что говорят? — тоже зашептала я.
— А то что мужика того, как мужчина, так и женщина могли шабаркнуть. Смекаешь? — Вероятно, я поменялась в лице, потому как, она увидела произведенный эффект и добавила: — То-то же.
Соседка погрустнела, замолчала, а я задумалась. Ясно, что баба Тася печётся, чтобы на мамку не подумали, у меня же из головы Жанна не выходила. А могла она оказаться тут, неподалеку, и столкнуться с этим Юркой? Положим, случайно. Повздорили, например, и она его того…
Бред какой-то!
Одно ясно наверняка — сестрица влипла и найти Жанку хочется раньше, чем это сделает её муженёк.
Глава 10
На следующий день позвонила Леська и заканючила в трубку. С подругой мы снимали неплохую трехкомнатную квартиру в центре и одна она, видите ли, заскучала. Снимать трешку на двоих оказалось выгоднее, чем пару однушек, более того, квартира принадлежала Леськиной тетке, а та нам сделала существенную скидку. Я порадовала Лесю, что в обозримом будущем вопрос о моём возвращении не стоит, но пригласила к себе на ближайшие выходные. Звонок подруги напомнил — вообще-то, у меня отпуск. Я плюнула на все заботы, облачилась в шорты, нашла старую пляжную сумку и побросала в неё самое необходимое.
Уйти сразу не получилось. Мама сидела в гостиной с включенным телевизором, только происходящее на экране её не интересовало. Взгляд устремлен куда-то выше. Я посмотрела туда и определила: фотография. На ней я и Жанна, ученицы первого класса. С пышными бантами на голове, счастливые по случаю поступления в школу.
Сейчас мама напомнила мне ту женщину, от которой ушел муж, потерянную и несчастную. Заработавшую глубокий рубец в одном из чувствительных женских мест — самолюбие. Обиженное самолюбие способно разрушать. Причем, неважно что: мир вокруг или же организм, внутри которого оно заперто. Я села рядом и позвала:
— Мам, а хочешь, пойдем в полицию?
— И что я им скажу? — подняла она на меня глаза. — Я не видела своего ребенка три года, но заявляю — она пропала? При этом, не смогу сказать, что на ней было надето, когда вышла из дома, впрочем, даже не знаю из какого дома она вышла! Я плохая мать!