Читаем Четвертый разворот полностью

Журавлев продолжал лететь по прямой. Желание отвести машину от лобового удара казалось непреодолимым, но он усилием воли подавил его в себе, понимая, что этого-то Грюбель от него и ждет. Таким же усилием воли он подавил в себе и желание сразу же открыть ответный огонь. Пусть Грюбель подойдет ближе. Как можно ближе. Конечно, каждое мгновение стоит колоссального напряжения, порой Журавлеву кажется, что он испытывает невероятную физическую боль в каждой нервной клетке, и эта боль все усиливается, вызывая в нем какое-то неприятное чувство раздражения против самого себя.

— Маркин! — кричит Журавлев. — Не зарывайся.

Он не видит Маркина. Он потерял его из поля зрения, а найти Маркина и посмотреть, что он делает, Журавлев не может. Не может потому, что для этого у него нет времени. Нет и десятой доли секунды. Грюбель приближается с такой скоростью, точно на «чайку» мчится вырвавшийся из небесных далей метеорит. Метеорит, изрыгающий пламя.

— Все в порядке, командир!

Голос Маркина доносится издалека, но он успокаивает, как лекарство. А Грюбель начинает нервничать. Может быть, он по почерку узнал «саблезубого тигра»? Встреча с «саблезубым тигром» еще никому не приносила удачи. Говорят, у него совсем нет нервов. А если и есть, то они сварены из металла.

Да, Грюбель нервничает. Молчание русского летчика выводит его из себя. Почему русский летчик не стреляет? Чего он ждет? И почему он не уходит в сторону? С каким наслаждением Грюбель ударил бы сейчас в борт «чайки» из своей пушки, если бы ему представилась такая возможность!

Конечно, он уже узнал «саблезубого тигра». Это он! Русский ас, о котором командир полка говорил: «Дайте мне десяток таких летчиков, и небо будет моим от зари до зари… Или, по крайней мере, уничтожьте его. Кто это сделает — две недели отпуска и пятьсот марок…»

Заманчивая перспектива, черт побери! Но дело не только в этом. Грюбель тогда спросил у командира полка: «А разве таких летчиков у вас нет, мой командир?» Тот ничего не ответил. Только пожал плечами. И Грюбель понял, что командир полка чего-то недосказал. Возможно, он хотел подчеркнуть: «Если бы у меня такие летчики были, то «саблезубый тигр» давно уже не летал бы…»

Наконец, Журавлев дал первую очередь. Две или три пули пробили фонарь, и в кабину Грюбеля ворвался свист ветра. Грюбель инстинктивно втянул голову в плечи и, когда увидел еще одну трассу, решил уйти от лобовой атаки. Сделав переворот через крыло, его «мессер» начал падать вниз, точно подбитая птица. Даже дымок от мотора тянулся вслед за машиной, как это обычно бывает, когда мотор пробивается пулями.

Это тоже был излюбленный прием Грюбеля. Противник считает, что он сделал свое дело и заканчивает преследование, направляя свою машину к другой цели. А Грюбель выводит истребитель на вертикаль и внезапным ударом сзади и сверху бьет всей мощью, бьет наверняка…

Журавлев усмехнулся. Грюбель рассчитывает на простачков. Подбитая машина падает не так. И дым от пробитого мотора совсем не такой. Хитрит Грюбель…

Журавлев резко отжал штурвал и бросил «чайку» почти в отвесное пике — надо догнать Грюбеля во что бы то ни стало. Не дать ему возможности уйти от атаки. Не дать ему времени еще для одного маневра. Догнать, поймать в прицел и ударить эрэсом. Подпустит он на расстояние удара или нет?

Грюбель тоже усмехнулся. Усмехнулся невесело, зло. Он вдруг как-то сразу, будто его внезапно осенило, почувствовал, что этот бой с «саблезубым тигром» может быть его последним боем. Раньше он никогда о своей возможной гибели не думал. Он был настолько в себе уверен, что ему и в голову не приходила такая мысль. Когда русские летчики сбивали его друзей, Грюбель даже не находил в себе чувства жалости к ним. «Надо уметь драться, — говорил он. — Надо уметь драться так, чтобы у тебя не возникало и мысли о поражении. Сбивают тех, кто струсил хотя бы на долю секунды. Кто не струсит, тот победит…»

Сам он не трусил. Никогда. И сейчас то щемящее чувство, которое он ощутил, не было чувством страха. Слишком презирал он своих противников, чтобы испытывать перед ними страх. Это было что-то другое. Предчувствие, может быть.

…Он перевел машину в горизонтальный полет, потом на вираже ушел от «чайки» и приготовился к атаке. В том, что «саблезубый тигр» не уклонится от боя, Грюбель не сомневался.

Однако Журавлев не атаковал. Рядом с «чайкой» разорвалось несколько зенитных снарядов, и капитан, поспешно выведя машину из-под огня, повел ее поближе к линии фронта. Потом пересек ее и оглянулся. Оглянулся как раз в тот момент, когда Грюбель закончил боевой разворот и теперь на форсаже шел к «чайке». Он, видимо, подумал, что «саблезубый тигр» все же решил выйти из боя. Или, по крайней мере, страхуется: если падать, то на своей территории.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Аббатство Даунтон
Аббатство Даунтон

Телевизионный сериал «Аббатство Даунтон» приобрел заслуженную популярность благодаря продуманному сценарию, превосходной игре актеров, историческим костюмам и интерьерам, но главное — тщательно воссозданному духу эпохи начала XX века.Жизнь в Великобритании той эпохи была полна противоречий. Страна с успехом осваивала новые технологии, основанные на паре и электричестве, и в то же самое время большая часть трудоспособного населения работала не на производстве, а прислугой в частных домах. Женщин окружало благоговение, но при этом они были лишены гражданских прав. Бедняки умирали от голода, а аристократия не доживала до пятидесяти из-за слишком обильной и жирной пищи.О том, как эти и многие другие противоречия повседневной жизни англичан отразились в телесериале «Аббатство Даунтон», какие мастера кинематографа его создавали, какие актеры исполнили в нем главные роли, рассказывается в новой книге «Аббатство Даунтон. История гордости и предубеждений».

Елена Владимировна Первушина , Елена Первушина

Проза / Историческая проза
О, юность моя!
О, юность моя!

Поэт Илья Сельвинский впервые выступает с крупным автобиографическим произведением. «О, юность моя!» — роман во многом автобиографический, речь в нем идет о событиях, относящихся к первым годам советской власти на юге России.Центральный герой романа — человек со сложным душевным миром, еще не вполне четко представляющий себе свое будущее и будущее своей страны. Его характер только еще складывается, формируется, причем в обстановке далеко не легкой и не простой. Но он — не один. Его окружает молодежь тех лет — молодежь маленького южного городка, бурлящего противоречиями, характерными для тех исторически сложных дней.Роман И. Сельвинского эмоционален, написан рукой настоящего художника, язык его поэтичен и ярок.

Илья Львович Сельвинский

Проза / Историческая проза / Советская классическая проза