Четвертый Рим

— Черные, рыжие, худые и плотные, благоухающие и потные, они — ненастоящие, ибо материальны. А материя есть отсутствие должного света, погасший, источившийся свет. Ты же похож на подземную реку. Проход к ней завален глыбами, но, если их отодвинуть, откроется сильный поток чистой как слеза воды. В тебе есть духовная сила, хоть она и не видна снаружи, а в ней заключена частичка Мировой Души. Ибо, как Предвечный нисходит во многое: ум, душу, природу, так и многое по той же цепочке восходит к нему, стремясь присоединиться к благу. Ведь благо — это то, от чего зависит и к чему стремится все сущее, имея его своим началом, — с этими словами отец Климент взял Луция за руку и повел на вершину, продолжая наставлять.

— Постигая благо, высшая душа входит в экстаз и возносится. Подобным мистическим образом душа человеческая соприкасается с божественной, и природное существо направляется дальше к последней инстанции, постигая пути Вездесущего. Вот только никто не знает ответ на вопрос: "Воистину ли пути божественные являются путями Предвечного?"

Внезапно отец Климент сделался чрезвычайно серьезен. Тяжелый, не мигающий взор священника сдавил мозг Луция. В черноте глаз наставника ослепительно мигнул огонек, вначале раз, другой... Затем ровное, непрерывное сияние вытеснило тьму и образовало два столпа света, слившихся в единый поток.

— Прыгай! — приказал отец Климент, и юноша, не раздумывая, бросился со скалы на дно ущелья.

* * *

Луций очнулся поздним утром в своей лицейской каморке в судорожных попытках спрятаться под одеялом от нестерпимого холода. Дрожа и клацая зубами, завернутый в одеяло, он подскочил к окошку и убедился в наступлении так часто встречающегося в апрельской Москве почти по-летнему теплого утра.

"В каких же жарких краях надо было побывать, чтобы замерзнуть в двадцать градусов тепла?" — поразился юноша и задумался об истинности странствий во сне.

Книга первая. СУМАСШЕДШИЙ ДОМ

1. ПАЛАТА

Каждый попавший в сумасшедший дом в результате нарушения мозговой деятельности или в силу каких-то иных причин проходил вполне регулярный ритуал. Сначала пациента приводили в регистратуру, как в обычной поликлинике, хотя в последние несколько лет таких в Москве никто не наблюдал. Седая старушка со всеми признаками вяло текущей шизофрении встречала, как в добрые прежние времена, пациента-добровольца или приведенного принудительно в большой, плохо освещенной приемной и, согнувшись за облупленным столом, честно заносила в компьютер те анкетные данные, которые потенциальный идиот хотел или мог ей сообщить. После производства всех анкетных фиксаций добрая старушка брала горемычного за руку и вела в небольшой закуток справа от громадного зеркала, занимавшего целую стену вестибюля. Весь закуток оккупировала громадная, почерневшая от отсутствия эмали ванная, рядом с которой был втиснут деревянный табурет. Потрясенный видом антиквариата, пациент безропотно позволял старушке снять с себя одежду, которая аккуратно складывалась на табурет. Тут же бабуля так ловко, невзирая на сопротивление, мылила клиенту лицо и голову, что он никогда не успевал залепленными мылом глазами уследить, как исчезала его одежда, а на ее месте появлялся рваный больничный халат выморочно-серого цвета. Чисто вымытый и переодетый клиент доставлялся сияющей старушкой в смотровую комнату.

Никодим, который считал себя в некоторой степени старожилом, до сих пор с содроганием вспоминал, как он впервые попал в смотровую комнату. Комната эта собственно таковой не была, а представляла собой стеклянный прозрачный стакан высотой в два этажа с устланным остатками ковра полом. Когда юноша решил избрать своим временным жилищем именно неврологический диспансер, в нем сохранялась еще видимость порядка. И персонал еще не весь растерялся и не впал в удрученность и тоску, и кормили тут лучше, чем повсеместно в Москве, и даже у сверхсекретных комнат стояли посменно часовые, охраняя каких-то хоть и съехавших с ума, но очень опасных государственных преступников. Так вот тогда, еще впервые перешагнув порог сумасшедшего заведения, после помывки, одетый в дырявый халат Никодим был препровожден в смотровую, где вслед ему был брошен тонкий скатанный матрас и одеяло с подушкой. Кроме него в смотровой было еще два пациента: старик и мальчик, которые были посажены в стеклянную клетку значительно раньше Никодима и, видимо, поэтому были более похожи на настоящих сумасшедших, чем он.

Никодим пришел в сумасшедший дом по хорошей рекомендации и планировал пожить тут столько времени, сколько понадобится, чтобы о нем забыла распадающаяся и запойная московская контрразведка.