Читаем Четвертый тоннель полностью

Когда в юности работал на стройке, вокруг была травмировавшая меня своей грубостью среда обитания. Мат-перемат. Изнурительная, отупляющая физическая работа. Лизание начальственных задниц. Стремление свалить более трудную работу на других. Колкие грубые шутки, ложь, мелкие интриги. А еще старшие мужики, как выпьют, начинали хвастать своими подвигами с женщинами так, что мне казалось, что вокруг сплошь сексуальные герои, и только один я — Чебурашка. Там я тоже принял внешне грубые очертания.

Работая в маленьком частном банке, который принимал депозиты под 250 % и выдавал кредиты под 380 % годовых, я много общался с бандитами. Они были в банке почти кадровыми сотрудниками, потому что многие заемщики имели странное свойство брать кредиты, не возвращать в срок, а потом надеяться, что это сойдет с рук, ведь «меня с семьей из квартиры выкинуть не посмеют, а так что с меня возьмешь». Будучи мальчиком в галстуке и экономистом по должности, я узнал очень много о том, что такое понты, стволы и перья, разборки, терки и стрелки, и какое все это имеет отношение к недобросовестному заемщику, который только потому и не возвращает кредит, что совсем не разбирается в жизни. Наверное, у этих братков я и смоделировал стихийно элементы их поведения… Где-то в те годы, работая в рекламном агентстве, инвестиционной компании и двух банках, я развил в себе вежливость, корректность, учтивое внимание к собеседнику, которые странным образом переплелись с внешними элементами среднерусского бандита.

С другой стороны, воспитание насчеттого, как обращаться с женщинами, в моей жизни отсутствовало. Кино, книжки и прочий никчемный мусор из масс-медиа, конечно, поступали мне в голову. Но главного — влияния отца — не было. Я должен был видеть его пример, слышать его правильные суждения, иметь возможность обратиться к нему за советом, но ничего этого не было. Он не обсуждал со мной мои личные, интимные дела. И вообще мужские темы. Избегал. Будто такое общение могло ему как-то навредить. Унизить, может быть, или поставить в затруднительное положение… Ханжество — такая подлая штука: человек избегает думать и говорить о деликатных вещах, которые очень важны, потому что боится или не знает, что сказать. Или искренне думает, что это «плохо» и «не нужно». В результате отец не может сформировать у своего сына здоровое отношение к разным сферам жизни, в частности, к женщинам и собственной сексуальности.

От детских лет до без малого тридцати мне думалось, натурально, что придет время и у меня в личной жизни все построится само собой. Как — я не знал. По ходу делал удивительные наблюдения. Например, бывает, какой-то мужик буквально топчет свою женщину, бьет и унижает ее, не работает, пропивает ее деньги, а она его — ах, любит. Пожалуй, это крайний, слишком брутальный пример. Но есть множество банальных из той же серии. Они никак не вязались с моей логикой справедливости в отношениях и откуда-то взявшимися во мне стереотипами о джентльменском поведении.

В моменты депрессии, связанной с одиночеством, я думал: а может быть, я пидорас? Ну, есть ведь люди, которым природа дала тело мужчины и сознание женщины — у таких с женщинами ничего получаться не может априори. Но мой член не проявлял признаков жизни в связи с какими угодно мужчинами в каких бы то ни было обстоятельствах. Ни в кино, ни в общественной бане, ни при общении с харизматичными парнями из моего круга общения. Глядя на целующихся мужчин (в центре Москвы такое не редкость), я испытывал только недоумение или легкое отвращение. Женщины, наоборот, всегда привлекали и отвлекали от остальных вещей, и вызывали сильное сердцебиение. Ну что ж, значит, я не пидорас, хорошо… Но быть мужчиной — не только значит иметь мужские половые органы и интересоваться женскими. Нужно иметь еще кое-что внутри себя. Стержень. У меня его не было. Наверное, потому что его не было и у моего папы…

В какой-то момент я осознал, что в отношениях с женщинами я пассивен. Я сам как женщина. Я как будто чего-то жду. Так женщины ждут инициативы от мужчины, от других людей, от обстоятельств внешнего мира. Не я выбираю — меня выбирают. Я не причина, а эффект. Я не управляю своей жизнью, живу в каком-то генераторе случайных событий.

Психологи говорят, у нас самую сильную негативную реакцию вызывают люди, обладающие свойствами, которые есть у нас самих и которые мы в себе ненавидим и тщательно от себя скрываем. Меня почему-то всегда приводил в состояние бешенства актер по имени Николас Кейдж. Воплощение немужественности. Тихое, чистоплотное, безопасное животное с жалобными глазами. Наверное, я его ненавидел, потому что в его облике узнавал себя. Я знал, что я сильный мужчина, потому что в соответствующих обстоятельствах я проявлял себя сильным. Я был сильным даже когда меня избивали. А вот в части менталитета, связанной с женщинами, я был не я, а какой-то Николас Кейдж. В целом по жизни у меня получалась странная смесь: мое поведение зачастую было по форме мужским, а по содержанию женским. Пассивное.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное