Читаем Четвертый тоннель полностью

Он никогда не мог принимать реальность такой, какая она есть. Он обижался и злился на эту реальность. Проклинал и ненавидел ее за то, что она к нему так жестока и несправедлива. Надеялся на перемены к лучшему и не верил в них. Однако не мог изменить реальность, просто выражая свое недовольство ею. Его ненависть к реальности в лице несправедливого начальства или плохой погоды вовсе не стимулировала начальство и погоду меняться к лучшему. Его отвращение в адрес хреновых, неискренних друзей отнюдь не делало их лучше. Они оставались теми же понторезами и неудачниками, с которыми можно меряться письками, ссориться, драться и обижаться, но не более того. Доверительно общаться с ними и делиться лучшим было проблематично, потому что они его не понимали, презирали и боялись точно так же, как он их.

Было лишь два субъекта реальности, которые были ему подконтрольны. Которыми он мог манипулировать обидой, злостью и насилием, будучи уверенным, что ему не смогут не подчиняться. Моя мама и я. Маму он подавил быстро и надежно. Мне кажется, он выбрал ее в спутницы жизни именно потому, что она достаточно слабый человек с низкой самооценкой. Такая не уйдет, хлопнув дверью, просто решив найти себе мужика получше. Такая будет проглатывать моральное насилие со стороны такого мужа, слабака и тирана, который «всегда прав», потому что ей страшно уходить от него в полную неизвестность. Что касается меня, то поскольку страх, неуверенность и желание подчиняться чужой воле были мне в начале жизни несвойственны, он приложил невероятно много сил, чтобы меня сломать.

Страданий, мучений, горечи, безнадежности оттого, что все тяжело и плохо и весь мир против нас, на моем лице — не было. Видимо, он воспринимал это как жестокую насмешку, делающую его и без того трудную жизнь невыносимой. И он насильно научил меня изображать это мимикой, голосом, жестами. Как известно, изображать что-либо легче всего, вживаясь в соответствующую роль. Специалисты по нейро-лингвистическому программированию называют это моделированием. Моделируя поведение другого человека, ты приобретаешь его свойства. Если долго и непрерывно моделировать, то образ перестанет быть накладной маской и станет частью тебя самого. Частью твоего «я». Например, если долго изображать неудачника, то проникнешься мыслями, духом и образом жизни неудачника, и сам в итоге станешь неудачником. Моделирование лучше всего получается у детей. Они спонтанно перенимают привычки и прочие человеческие проявления. В первую очередь от родителей.

Для того чтобы снизить уровень насилия над собой я стал притворяться, что разделяю страхи, ценности и убеждения своего отца. Через какое-то время я привык жить в этой роли. Результат: я продолжаю играть по жизни роль запуганного и надломленного человека, вечно преодолевающего трудности, хотя папа меня уже давно не бьет тяжелой ладонью по маленькой голове. Он уже старенький и слабый, нуждается в моей поддержке и внимании и даже чуточку заискивает передо мной (умудряясь оставаться в смешном образе самого важного, умного и сурового мужика в мире), а я все еще живу галлюцинациями, которые он мне навязал.

Главное в системе мировосприятия, перенятой мной у него, — не мечта, не удовольствие, не секс, не творчество, не деньги и не работа для души или ради амбиций. Главное — преодолевать трудности. Нет трудностей — найди. Преодолел — проверь, может, еще есть над чем помучиться. Если все хорошо и проблемы отсутствуют, тогда можно, по меньшей мере, испугать себя мыслью о том, что это не надолго, что скоро будет хуже, и — вуаля — проблема появилась. И снова можно страдать. На ровном месте. Без причин. Главная и единственная причина страданий — образ мышления вечной жертвы обстоятельств.

Размышляя об этом, я стал сравнивать себя с отцом и сразу обратил внимание на некоторые из своих характерных привычек. Например, на работе я склонен очень долго подготавливаться к делу. Очень основательно. Перед тем, как написать текст, трачу массу времени на тщательный сбор и анализ информации. Больше половины времени трачу на анализ второстепенных деталей. Между тем, я неоднократно замечал, что когда передо мной стоит задача написать важный текст быстро и безотлагательно, мне требуется усилий и времени раза в два-три меньше, но текст получается ничуть не хуже.

Я задумался, почему же каждый раз я так долго и обстоятельно готовлюсь к достижению результата, если можно сделать проще и быстрее? Найденный ответ меня шокировал. Дело в том, что я постоянно подменяю результат процессом. Я занимаюсь преодолением препятствий, которые сам себе нахожу из воздуха. На это уходят силы и время. А ведь нечто подобное в остальных сферах жизни со мной происходит постоянно.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное