Четвёртая четверть

Я оторвал от жареной курицы ногу, поел. Потом заглянул в клетку и услышал, что Сергей клювом «кгыхает». Тут же набрал номер Петра Васильевича. Он оказался дома — только что приехал из лечебницы. Собирался уже к другу в гости, но ради меня визит отложил.

Я не совсем понимаю, откуда мать его знает. Вроде бы, он был однокашником отца Олега, Павла Романовича. Деда я знал смутно — видел всего раз или два. Он всё с сердцем скитался по больницам, а потом умер. Я бы, может, и почаще ездил с Олегом к его отцу, но бабку, Анну Григорьевну, видеть не хотелось. Если честно, то бабушкой я её не звал, да и она не хотела. Потому что мы с ней друг другу совсем чужие.

Мать изменила Олегу, и родился я. Они уже были женаты. Настоящая моя бабушка живёт в Чечне. А другая, Ирина Кирилловна, умерла почти восемь лет назад. Мне тогда ещё и трёх не было. Павел Романович во Внешторге работал, кое-какие шмотки доставал Петру Васильевичу, даже мебель импортную. А тот животных лечил, которых семья Величко держала в разное время.

Теперь вот, по старой памяти, он согласился осмотреть Сергея, хоть не был специалистом по птицам. Велел клетку закутать потеплее и везти к нему на такси. Я поймал «чайника», который как раз к Рижскому вокзалу и ехал. Сергею крупно повезло. Врач сказал, что мы быстро прибыли. Птички сгорают от простуды за два-три дня, а тут ещё что-то сделать можно.

Я малость успокоился и поехал домой. От «Рижской» к нам прямая линия. Но задержался опять. В переходе мужик торговал средиземноморскими черепашками. Я засмотрелся, подумал — может, купить? Сводной сестре Октябрине они, наверное, понравились бы. Ей год и десять месяцев. Её из Турции вот-вот должны привезти. Озирский обещал приехать к нам в гости — вместе с Октябриной и её матерью Оксаной Бабенко.

Но я решил подождать, посоветоваться. Черепахам же условия нужны, а какие — не знаю. Да и на одуванчики их сейчас не вынесешь. И потом, у Отки в Стамбуле, конечно, не только черепашки имеются. А когда назад поедут, черепашек через таможню не пропустят. Тоже рёву будет достаточно.

Надо другой подарок купить, неживой — куклу какую-нибудь. Приедут, и я у Оксанки спрошу, что бы её ребёнок хотел получить. Я сестрёнку не обижу — точно.

На кухне наш приёмник «Хитачи» пропищал семь часов. Если мать явится в восемь, я сто раз за сигаретами успею. А потом доложу, как отвозил Сергея. Мать поварскую похлёбку вчера сварила — специально для меня, с бараниной и картошкой. Сама она такую не любит, а я просто обожаю.

Мысли пошли всё больше о еде — пока перекусить. Но один я ни за что за стол не сяду. Может, Олег нас навестит. Когда ему надоедает болтаться по ресторанам и жевать яичницу, он приезжает к нам — якобы проведать. Но я вижу, что он по семье тоскует, хотя ещё одно предложение матери не делает.

Самолюбие Олега гложет жуткое. Боится, что мать ему откажет. А ни на ком больше не женится, хотя мог бы. Он уже доктор экономических наук. И ВУЗ у него не хилый — правительственный — загранкомандировки каждый квартал. Спорю, за такого любая пойдёт.

Олег молодой, ещё нет сороковника. А квартиру имеет трёхкомнатную, машину, кучу импортного шмотья, всякую технику. И счёт в банке — само собой. Мать ему развод дала, чтобы не стеснять, когда мы квартиру в Тёплом Стане купили. Желала бывшему своему только счастья, да вот не выходит никак. Ни у неё, ни у него. Ничего, бывает, по второму разу люди женятся. Разойдутся и поймут, что были дураками.

Мне уже не хочется на улицу. Был два раза, концы сделал большие. Лучше посмотреть «видак», да и для здоровья полезно без курева. Я порылся в кассетах, но ни одного фильма не выбрал. Слезливую размазню для матери покупал — про любовь. Она смотрела и плакала. А в конце каждый раз говорила, что про них с Олегом такое кино можно было бы снять. «Мыльную оперу» с внебрачными ребёнком и охами-ахами.

Особенно она увлекалась по выходным, когда не уезжала во «Внуково» на работу, не шила коврики из лоскутков и не принимала подружек. Я бы её баб ко всем чертям выгнал вон, но ради матери терплю. Ей скучно. Со мной особо не поболтаешь, а закадычная её, Лена Косулина, погибла.

Я Лену помню — знал её с младенчества. Грустная была, тихая, бледная. На меня подолгу смотрела, а потом начинала плакать. Я даже не представляю Елену Игоревну смеющейся. Франсуаза была не такая — весёлая, с очень белыми зубами. Всё время улыбалась и дарила подарки. Одевалась, не как Лена — дорого, ярко. Часто носила драгоценности.

Разные они были, а обе погибли. Лену бандиты застрелили в позапрошлом году, на пороге ночлежки. Лена на свои деньги основала её — для старух и бомжей. Спрятала одного «братка» раненого, а за ним явились — добивать. Лена его не выдала, и сама погибла. Зато парень в живых остался, и за неё отомстил. Раскаялся, «завязал», теперь сидит. Он ведь киллером был, так что «червонец» ему дали — даже с учётом «чистухи»*. Правда, через три года он имеет права просить об УДО.