После победы над Францией, в качестве подарка французам Гитлер распорядился перевезти из Вены в Париж останки герцога Рейхштадтского, сына Наполеона. В самом Париже продолжалась нормальная жизнь: печатались журналы, работали театры, проходили выставки. Все эти Эдит Пиафы и Жан-Поль Сартры родом из эпохи оккупации. И еще один малоизвестный факт: в те годы в Париже функционировал самый мощный в мире телецентр, передачи которого принимали даже на берегах Ла-Манша. Пользуясь данным обстоятельством, в 1943 году нацисты наладили восьмичасовое вещание оккупационного телевидения во Франции. Его программа состояла из немецкого информационного обозрения, новостей культуры (!), детского часа, трансляций представлений варьете и балета, художественных фильмов (3).
Немецкий ставленник маршал Петен быстро стал самым популярным французским правителем со времен Наполеона. Он воплощал в себе буржуазный прагматизм, стремление к тихой и обеспеченной жизни, которые тогда завладели Францией, и притом волочился за каждой юбкой: «Секс и пища – единственные вещи, которые имеют значение», – говаривал дряхлый маршал. Однако церковь боготворила его. Кардинал Жерлиес, примас Франции, объявил: «Франция – это Петен, и Петен – это Франция» (4). К нему относились как к королю. Крестьяне выстраивались вдоль железнодорожных путей, по которым проходил его поезд, а женщины подавали ему своих младенцев, чтобы он коснулся их. Выбор Гитлера оказался весьма удачен.
Тем временем около 40 % промышленного производства Франции, 1,5 миллиона рабочих и половина дохода французского государственного сектора работали на германскую военную экономику, производя на потребу победителям все необходимое – от грузовиков до шампанского. Главнокомандующий экспедиционным корпусом союзников генерал Эйзенхауэр не смог скрыть своего шока, убедившись, насколько мало знали и интересовались событиями в мире жители Франции и прилегающих стран. «В целом освобожденные народы были поразительно не осведомлены об участии Америки в войне. Наши усилия были настолько преуменьшены и высмеяны нацистской пропагандой, что очевидная мощь американских армий, появившихся в Европе, привела в полное изумление население Западной Европы» (5).
В свою очередь, масштабы Сопротивления в Западной Европе сильно преувеличены в идеологических целях послевоенной реабилитации народов. В движении Сопротивления во Франции за пять лет погибли 20 тысяч (из 40 миллионов) французов. Однако за тот же период времени от 40 до 50 тысяч (в 2–2,5 раза больше) французов сложили головы, воюя на стороне Германии против стран антигитлеровской коалиции (6).
Хотя без репрессий не обходилось – режим все-таки не санаторный, а оккупационный. Для иллюстрации: 22 октября 1941 года французская газета «Лё Фар» опубликовала следующее объявление: «Утром 20 октября трусливые преступники, состоящие на службе Англии и Москвы, убили коменданта города Нанта. Убийцы до сих пор не задержаны. В порядке отмщения за это преступление я приказал расстрелять 50 заложников. Еще 50 заложников подлежат расстрелу в случае, если виновные не будут арестованы до полуночи 23 октября» (7). Подобные публикации, помещенные в черную рамку, стали обычным явлением на страницах газет или красных уличных тумбах в городах Франции, Бельгии, Голландии, Норвегии. Соотношение жертв, публично объявленное немцами, неизменно составляло 100:1, то есть сто заложников за каждого убитого немца. Во Франции за время войны гитлеровцы расстреляли 29 600 французских заложников. Но, с другой стороны, только во время высадки союзных войск в Нормандии, во время плановых бомбардировок союзников, погибло более сорока тысяч французских мирных жителей.
Несколько иначе вели себя гитлеровцы, если территория, где они хозяйничали, считалась ими полностью своей. Например, в той же Австрии после ее оккупации вместо слова «Австрия» во всех официальных документах рекомендовалось использовать название отдельных областей, на которые ее расчленили, либо термином «Альпийские и Дунайские имперские области» – наглядный пример понимания нацистами значения исторической топонимики[55]
. Протекторат рейха «Чехия и Моравия» попал в жесточайшие тиски «онемечивания». На чешские заводы назначались немецкие управляющие, в учреждениях вводился немецкий язык, изменялись названия улиц, населенных пунктов. Массовый характер приняло выселение местных жителей из квартир и заселение их немцами. В ряде пунктов закрывались чешские школы и открывались немецкие, которые финансировались чешским правительством.