Четвёртый Геноцидный Сон Веры Павловны (СИ)

Чернышевский сознательно преувеличивает спартанские, аскетические начала в поведении своего главного героя, дабы подчеркнуть, что - это, человек идеи в самом высоком смысле этого слова. Мечта о революции для этого человека 'особой породы' была руководством к действию и ориентиром всей его личной жизни. Поэтому, в романе Рахметов является рыцарем без страха и упрека, с непреклонной волей к борьбе, с нравственными идеалами, благородством человека, который выкован из стали. Но, при этом 'человек, очень, замечательной, глубокой учености'. Таких людей, как он, немного: 'Я встретил, - замечает Чернышевский, - до сих пор только восемь образцов этой породы (в том числе двух женщин)'. В связи с этим, Чернышевский сознательно преувеличивает спартанские, аскетические начала в поведении своего героя. Ведь, нелегок путь, по которому он идет, но он богат и определёнными радостями. 'Мы требуем для людей полного наслаждения жизнью, мы должны своею жизнью свидетельствовать, что мы требуем этого не для удовлетворения своим личным страстям, не для себя лично, а для человека вообще, что мы говорим только по принципу, а не по пристрастию, по убеждению, а не по личной надобности'.

Понимая то, что сила вождя революции зависит от близости к народу, Рахметов создал себе лучшие условия для личного изучения жизни трудящихся. Для этого он пешком исходил всю Россию, был пильщиков, дровосек, каменщики, вместе с бродягами тянул баржи по Волге, а также спал на гвоздях и отказывался от хорошей пищи, хотя и мог себе, это позволить. Он заранее закаляет свою волю и тело, приучает себя переносить физические страдания, отказывается от всякой роскоши, ведёт жизнь аскета. Но рахметовский аскетизм, нельзя путать с так называемой 'жертвенностью' или простым самоограничением. Он принадлежит к той породе людей, для которых великое общее дело исторического масштаба и значимости стало высшей потребностью, высшим смыслом существования. В отказе Рахметова от любви не чувствуется никакого признака сожаления, ибо рахметовский 'разумный эгоизм', намного масштабнее и полнее обычного эгоизма обычных людей. 'Нет, нужно личное дело, необходимое дело, от которого зависела бы собственная жизнь, которое... для всей моей судьбы было бы важнее всех моих увлечений страстью. Как отмечает по этому поводу автор: 'У него, дел была бездна, и все дела, не касавшиеся лично до него; личных дел у него не было, это все знали'

Постоянно, расширяет свой интеллект, но при этом читает далеко не всё. Чернышевский писал об этом, следующее: 'Читает Рахметов только 'самобытные' сочинения, и это потому, что, по его мнению, 'по каждому предмету капитальных сочинений очень немного; во всех остальных только повторяется, разжижается, портится то, что всё гораздо полнее и яснее заключено в этих немногих сочинениях. Надобно читать только их; всякое другое чтение - только напрасная трата времени'.

Понимая, что сила вождя - в его знании жизни и людей, близости к народу, Рахметов пристально изучает жизнь трудящихся. Пешком исколесил он всю Россию, был дровосеком, пильщиком, каменотёсом, вместе с бурлаками тянул лямку на Волге.

В повседневной жизни Рахметов, отличается редкой трудоспособностью: 'Он успевал делать страшно много, потому что и в распоряжении временем положил на себя точно такое же обуздание прихотей, как и в материальных вещах. Ни четверти часа в месяц не пропадало у него на развлечение, отдыха ему не было нужно'. Рахметов успевает за день сделать чрезвычайно много, так как умеет рационально распоряжаться временем, не тратя его ни на чтение второстепенных книг, ни на проведение второстепенных дел. Занятия его разнообразны, и смена их является для Рахметова отдыхом.

Он, кажется человеком суровым и угрюмым. Да, Рахметов не только суровый человек, но и неразговорчив, 'феноменально груб', 'страшно резок', чаще выглядит 'мрачным чудовищем'. Но, при этом, внутри, он деликатный, милый, веселый, нежный и добрый человек. Сам он об этом говорил так: 'Видишь невесёлые вещи, как же тут не будешь мрачным чудовищем'. Но суровость его только внешняя: 'При всей своей феноменальной грубости он был, в сущности, очень деликатен', - замечает Чернышевский. 'Какой это нежный и добрый человек', - думает о нём Вера Павловна.

Рахметов, вовсе не фанатик, как это не раз пытались и до сих пор пытаются представить идеологические враги Чернышевского. Фанатизм слеп - и его не сложно одурачить; он предельно напряжен - значит, найди у него критическую точку, и он сломается от легкого удара. Рахметов - Идеалист. А Идеалиста победить невозможно. Его можно только убить.