Четвёртый круг

Боже, как могла я быть такой глупой? Ну конечно! Человек носит парик! Меня охватило сильное желание расхохотаться. Это иногда со мной случается. Похоже, таким образом я сбрасываю напряжение, накопившееся во мне, необузданным, почти что истерическим смехом, который явно действует на нервы, Шри, что меня заставляет смеяться еще сильнее, а это его еще больше нервирует, так что в конце концов возникает настоящая обратная связь, которую порой довольно тяжело разорвать.

К счастью, мне удалось в последний момент сдержаться. Думаю, фламандец страшно обиделся бы на мой смех, но не из-за того, что я раскрыла его секрет, — в том времени, откуда он прибыл, мужчины, видимо, не скрывали, что носят парики, — а потому что решил бы, что я не оценила, как ему идет предмет украшения, которым он столь гордится.

После волнений, которые сопровождали его первый ночлег, когда в суматохе фламандец просто забыл снять парик, он всегда крайне заботливо ухаживал за ним перед сном, а по утрам много времени проводил перед зеркалом, прихорашивая его и поправляя каждый локон. По правде говоря, настоящие волосы были у него короткие и уже сильно поредевшие, а на темени — даже приличная проплешина. «Так тебе и надо», — не могла я удержаться от злорадной мысли.

С фламандцем тоже были проблемы по поводу еды, правда, противоположные тем, которые мне приходилось решать со старым сицилийцем. Этот совершенно не привередничал — напротив, я едва уговорила его вообще попробовать пищу из моих микроволновых печек. О, дело было не в том, что он разделял аскетические убеждения Будды в отношении еды. Наоборот, парень был голоден как волк — у него просто слюнки текли, когда он смотрел, как старик в охотку лакомится самыми экзотическими блюдами из моего меню.

(Должна признать, что моему самолюбию польстило, когда тот наконец, наверное, после десятой попытки, сухо похвалил качество сыра, который я синтезировала, заметив, что «лучшего, по всей видимости, и нельзя ожидать так далеко от Сицилии». И это мне удалось, только подумайте, без пресловутого навоза от стельных коров…)

Видимо, неприятный опыт с матрасом сделал фламандца крайне недоверчивым к какой бы то ни было технологии, так что он голодал добрых два дня, пока взбунтовавшаяся физиология не заставила его хоть что-то положить в рот. Так были побеждены предрассудки и страхи, проистекающие из шока от будущего, который, похоже, сильно его потряс и который каким-то чудом словно вообще не действовал на сицилийца.