Четвёртый поросёнок

Молоко теперь младшим классам доставалось, они же и за коровой следили, но и Маруське кружечку всегда наливали, если просила.

С тех пор она за словами следила так строго, что вообще боялась разговаривать, даже когда Нах-Наха рядом не было — вдруг передадут. А потом надоело, и взяла с него очередную клятву — прекратить это немедленно, и больше никаким мужикам, за кого бы они себя ни выдавали, её желаний не передавать.

— А если сам капитан Савельев поинтересуется? — спросил этот поганец, сверкая смешинками из глаз.

— Запрещено! — рявкнула Маруся, почувствовав, как загорелись щеки. — Пусть меня спрашивает — лично!

— Так и передам, — кивнул Нах-Нах.

— Врезать тебе? — взвилась девчонка. — Не посмотрю ведь, что таким кабаном вымахал! — И, опомнившись, совсем тоненьким голоском: — Не надо, не надо, пожа-а-алуста! Федь, ты же такой хоро-о-оший!

В общем, угрозами и мольбами упросила Федьку никому ничего про неё не передавать.

Так что в последнее время странного или необычного больше не происходило. И от этого тоже делалось тревожно: вот, позабыта, позаброшена! А ведь скоро лето, а у неё как-никак выпускной класс, и если капитан так и не появится, пусть пеняет на себя. Отправится Маруся для начала в путешествие по островам на мотопараплане, как и задумывала раньше. И никто ей не нужен! Да и некуда, если по правде сказать, ей деваться. Лавровка разрушена. Родительский дом стерт с лица земли, будто и не было его. Дядька уехал работать на верфи. Оно конечно, Маруся не пропадет, руки на месте, пристроится где-нибудь. Но это еще решить надо, чего ей в жизни хочется, а определиться всё как-то не удавалось. И снова в этом винила она капитана. Чего он себе там думает? Может, и забыл уже о ней? Рассердился, что так и не дала ему ответа? А как дать ответ, если он на глаза не показывается?

Восьмому классу осталось сделать последний рывок, а потом неделя — и всё, конец урокам — школьники разъедутся. Выпускники зарылись в учебники, планшетники, а у кого были — в визоры. Последние денёчки, когда поблизости имеются преподаватели — есть, возможность в живую спросить, обсудить, вызнать. А потом — всё. Соображай и разбирайся сама.

Только сегодня вечером ничего у Маруськи не училось. Страдала она. Страдала по-настоящему и очень сильно. Она ведь наврала тогда капитану про свой возраст — само как-то вырвалось, что шестнадцать лет ей будет через месяц, а ведь тогда ещё чуть не полгода оставалось, и на самом деле день рождения у неё только завтра, двадцатого мая. И никто, ни одна живая душа об этом не знает.

Ну и чего теперь? Сама ведь виновата. Надо было раньше думать, и как-то в разговоре упомянуть, а теперь уже поздно, да и нельзя — жалости ей не нужно.

И заснуть сегодня никак не могла до самого утра, так и вертелась на измятой постели, чувствуя себя измученной и одинокой как никогда. Вроде рядом девчонки, с которыми вместе училась с первого класса, а все равно, словно одна она на целом свете. От отчаяния, прежде чем убрать фотографию в кармашек, совершила еще один безумный поступок — взяла и поцеловала своего капитана. Впервые! И вроде никто не видел, все спят, а чуть не задымилась вся, так стало жарко. Пришлось срочно прятать фотокарточку и бежать среди ночи умываться холодной водой, только это мало помогло. Вернувшись, легла тихонько на живот, и, уткнувшись носом в мягкую подушку, неожиданно для самой себя заревела. Беззвучно, чтобы никого не разбудить. Но так её разобрало — ведь с самой войны не плакала. А теперь сотрясалась всем телом, и никак не могла успокоиться. Потом, конечно, всё же заснула, вся в слезах и соплях, да и проспала всё на свете.

Глава 17 День рождения Маруси

— Радуйся, сплюшка-сопюшка, у вас в восьмом сегодня первый урок отменили, — влетела в опустевшую спальню Стебелек, громким голосом вырвав Марусю из самого прекрасного сна.

— Отвяжись, досмотрю, — пробормотала та сонным голосом, надеясь разжалобить подругу.

— Было бы что досматривать! А ну вставай! Дара Руслановна заметит, что тебя нет — будешь потом краснеть. Думаешь, ей легко просыпаться, когда роды уже на носу?

— Не ори, встану щас, минуточку еще, — простонала девушка, натягивая на голову одеяло.

— Не дождешься! — Одеяло было безжалостно сорвано. А следующие слова, сказанные куда как более тихим и вкрадчивым голосом, заставили подпрыгнуть заспанную ученицу: — Что, любовник приснился?

— Совсем обалдела?! — Меткий бросок подушкой Стебелек не пропустила. Успела поймать и швырнуть обратно.

Самое неприятное, что она угадала, сон Марусе приснился совсем неприличный, жаль не удалось разглядеть, с кем она так самозабвенно целовалась. Но во сне ведь можно, и вообще — это только её личное дело!