Четвёртый Рим

Делаю усилие над собой, чтобы не прыснуть. Вопрос — почему люди всегда смеются над шутками ниже пояса, даже самыми безобидными? И как только я почти готова пустить свои мысли в это русло, он выкрикивает прямо над ухом:

— Раз, два, три… Погнали!

И, не выпуская моей руки, он срывается места с такой скоростью, что мне приходится очень постараться, чтобы успеть за ним. Лужи, брызгами из которых мы обдаём редких прохожих, красный свет на переходе — мы пролетаем мимо так стремительно, что я даже не успеваю разораться, что нельзя бегать по проезжей части, еще и на красный.

Перевожу дух, только влетая вместе с ним в Макдональдс, где, несмотря на пустоту на улицах, полно народу. Видимо, все убежавшие от дождя спрятались именно здесь. Ловлю на себе постоянные взгляды — Ромка по-прежнему держит меня за руку, снова стряхивая капли мелкой мороси с волос и занимает очередь в кассу. А я понимаю, что даже тут, в центре, где привыкли к необычным людям, он смотрится вызывающе, еще и голый по пояс. Хоть бы нас обслужили. Хоть бы не надумали выгонять за странный вид. Не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что это будет скандал, едва ли не драка — меньше всего мой новый знакомый похож на законопослушного гражданина. Да и я, в растрёпанном виде, в насквозь промокшей одежде, не вызываю таких подозрений.

Но все проходит благополучно — он берет два огромных мак-меню на подносы и, подмигивая мне, взглядом показывает, чтобы я поднималась за ним на второй этаж, на террасу. Замечая, как откровенно некоторые посетители пялятся на нас, быстро взбегаю по ступенькам с одним только желанием — скрыться от этой толпы.

На веранде холодно, дует ветер и зонт над нашими головами трясётся так, что, кажется, сейчас улетит за горизонт.

— Зачем мы сюда пришли? Тут же… х…холодина.

У меня на самом деле зуб на зуб не попадает, и это вдвойне обидно, потому что так я не смогу даже есть.

— Народ видишь?

— Н… нет

— Вот поэтому мы тут. Бесит толпа.

Ну вот… Меня тоже бесит толпа, но бесит и холод — так что непонятно, что здесь худшее из двух зол, и…

Поставив разносы на стол, Ромка снова обнимает меня со спины, обдавая своим теплом и сжимая руки на моей груди в замок.

— Так не холодно? Не забывай, мое дело — тебя греть.

— Не… очень… Только мы же так не поужинаем. Руки… заняты.

— Ну, у меня заняты, у тебя нет.

— И что? Ты как предлагаешь — вот так, стоя…э-э… не понимаю.

— Нет, не так. А вот так. Оп!

Ногой придвигая к себе лёгкий стул, он подгибает колени и падает в него вместе со мной. Мы оказываемся вдвоём в этом металическом, типично макдональдсовском кресле — только я сижу у него на коленях, лицом столу, а он — прямо на мокром сиденье. Ромка продолжает греть меня собой сзади, еще и ладонями растирает мои плечи.

— Давай, сначала ты. Только не тормози, быстрей! Я там всего макси-макси набрал, чтоб мы с тобой обожрались прям по-царски.

Я такая голодая, что набрасываюсь на еду, забывая о смущении и даже не возмущаюсь из-за нашего неравноправия, не договариваюсь разделить чек — конечно же, в долг, и как только получу перевод, можно будет опять встретиться, чтобы я его вернула… На этом месте прихожу в себя, почти доедая своё мак-меню, и с опаской оглядываюсь назад.

— Дай мне картошки, — только и говорит он, и я послушно макаю картофель фри в соус, после чего отправлю ему в рот. Я не могу видеть его лица, мне неудобно так сильно проворачивать голову, но остатками своей картошки я кормлю его почти вслепую, каждый раз вздрагивая, когда его губы прикасаются к моим пальцам.

— О, так круто. Но может быть еще круче. Ты наелась уже?

Пора бы привыкнуть, что от него этот вопрос звучит не как грубость, а как простой интерес. Кажется, изящество в выражениях — не его сильная сторона. Ну и ладно.

— Да, не хочу больше.

Я пытаюсь встать, чтобы дать ему возможность съесть свою порцию — но он тут же останавливает меня.

— Не, так не пойдёт. Ты опять замёрзнешь. Давай, лицом ко мне. Будешь меня кормить.

То, как у меня краснеют щеки я не могу сравнить даже с тем, когда мой куратор из первого универа, из которого я перевелась сюда, как-то на консультации попросил потрогать его за зад. Только тогда мне было противно и стыдно — а сейчас волнительно, приятно, и… страшно. Это как-то все слишком быстро, слишком интимно между нами.

Ромку, похоже, такие мысли, совсем не посещают. Цепляя уголком кеда ножку стола, он придвигает его к нам — а, значит, развернувшись, я смогу легко брать еду, и… Понимаю, что снова заливаюсь краской, когда быстро и слишком умело он разворачивает меня к себе лицом, притягивая за поясницу, чтобы сидела удобнее.

— Эй… Ты чего? Не бойся, все норм.

Видимо, мои щеки, горящие, как тот самый красный сигнал светофора, который мы так беспечно проскочили, говорят сами за себя.