Четвёртый Рим

— Так вот его теорией тоже пользовались, когда создавали симуляцию, шаришь? Может, скажешь ещё, что и Матрица — говно, а Женька? Спорить со мной будешь, да? — он шутливо толкает меня бёдрами и упирается лбом в мой лоб, прижимая голову к стенке будки. Я хочу попросить его ослабить напор и не зажимать меня так откровенно, но он, предупреждая это возмущение, проводит ладонью по моим волосам и начинает их перебирать так, как будто мы знакомы всю жизнь, и он делал это всегда.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍И снова вместо того, чтобы сказать то, что собиралась, вдруг говорю:

— Слушай. Ты что, физик? Из политеха?

— Нет, не из политеха, — он слегка отстраняется. — Не угадала. Видишь, всё твоё коллективное бессознательное — до жопы, даже подсказку правильную не может дать, — он снова дразнится, а его рука продолжает рассеяно бродить по моим волосам, спускаясь ниже, к шее и плечам. Краем глаза замечаю на тыльной стороне его ладони следы от порезов, внимание от которых не отвлекает даже пара колец на пальцах и кожаные ремни, намотанные на запястье.

— Ну, конечно, кому как не кошатнику рассуждать тут о науке, о матрице и о философии! — понимаю, что хочу в ответ задеть его побольнее.

Только его это снова не цепляет, ни капельки.

— Кошатнику? С фиг ли? От меня че, пахнет кошками? — на волне азарта он снова вжимает меня в стену, но на этот раз я отталкиваю его от себя.

— Да какими кошками? Блин… Прекрати! Хватит, всё, мне не холодно! Не надо на меня больше наваливаться!

— Да ла-адно…

Ох уж это вальяжное «да ла-дно». Мальчик, явно не знавший проблем и отказов в жизни. Здесь мы с ним очень разные. Хотя, не спорю, мне тяжело удержаться чтобы не бросать на него быстрые взгляды — мне любопытно и волнительно его разглядывать.

— От тебя не пахнет кошками. Просто… все руки покоцаны, какие-то царапины, порезы.

— И что?

— Ну, это могут быть следы от общения со зверями. Например, у тебя дома кошки, и это их лап дело. Не будешь же ты заливать мне, что дрессировщик и работаешь с тиграми? Хотя, не спорю, это звучало бы вполне в твоём стиле.

Вот тебе, держи шпилечку. Самоуверенный пижон.

— Блин, Женька, ты чего? Это стеклорез, какие кошки? — не замечая моей подколки, он поднимает ладонь к свету и поворачивает ее туда-сюда, с гордостью демонстрируя свои боевые шрамы и бряцая фенечками. — Знаешь, что такое стеклорез?

— Ну… Конечно знаю. Такая штука. Чтобы резать стекло.

Автоматически перевожу взгляд на стеклянные стены кабинки и замечаю, что дождь за ними начинает утихать.

Так, а зачем ему эти стеклорезы, если подумать? Не ходит же он по ночам по улицам, выпиливая из витрин куски стекла? Хотя… Быстро зыркнув в его сторону, понимаю, что с него станет. По крайней мере, я бы не удивилась.

— Дождь заканчивается. Скоро можно будет идти.

Почему я сказала это таким тоном, как будто у меня умерла любимая собачка? Меня что, огорчает, что я могу отсюда выбраться? Наоборот, радоваться надо.

— Что? А, ну да. Точно, заканчивается.

Да, так всегда. Все заканчивается, все хорошее быстро проходит. Ловлю себя на неумелом философствовании, вовремя порадовавшись, что хоть не успела ляпнуть это вслух.

— Раз так…

— Ну, тогда давай выходить.

Он прав, надо выбираться отсюда. Несмотря на то, что дождь не утих совсем, и теперь мелко моросит, наше уединение начинает разрушаться. Мелкая детвора, выскочив из соседней кабинки, бегает и орет совсем рядом, а какой-то прохожий, недовольный качеством связи, явно хочет перебраться ближе к нам.

— Слушай, ты как — никуда не спешишь?

Вообще-то, спешила. Но я упорно об этом молчу, глядя, как проводя рукой по волосам, он убирает с них последние брызги.

— Давай сгоняем с тобой куда-нибудь пожрем, а, Женька? Согласна?

До конца не понимаю, то ли это чувство голода играет со мной злую штуку, то ли вообще… странность ситуации, но на моем лице сама по себе возникает улыбка. Это от голода, просто от голода. Вот и желудок от мыслей о том, что пропущенный ужин в двести пятой — не конец света, начинает задорно и радостно урчать.

— Может, всё-таки, поедим?

Не могу не поправить его какую-то слишком разболтанную манеру говорить, за что тут же получаю ответку.

— Ну, как скажешь. Можно и поесть, — выпрыгивая из кабинки, Ромка делает шаг назад, протягивая мне руку. — Но я лично хочу жрать. А будешь выделываться — тебя сожру, прямо здесь! — он вдруг дёргает меня на себя и хулигански цапает зубами за плечо — от этого дурачества меня как будто током прошибает, простреливая до самых пяток. Даже крик возмущения застревает в горле, вырываясь во вне каким-то сдавленным выдохом.

Ещё один психологический феномен? Нужно будет думать, много думать после. Но не сейчас.

Он поправляет свои слегка перекосившиеся наушники и, сжимая мою ладонь, добавляет:

— Предлагаю в мак, тут ближе всего. Давай, на счёт «три», чтоб не промокнуть. Мне уже все равно, а вот ты не тормози. На такой мряке тебя пару минут проберет, до трусов.