Четыре четверти: учебное пособие

Для Татьяны Константиновны я был выгодным постояльцем, за меня ей бесплатно давали дрова и электроэнергию, а я помогал ей в нехитром хозяйстве – наколоть дров, принести воды.

Деньги, выделяемые мною на харчевание, расходовались бабой Таней очень экономно. Их с лихвой хватало на завтраки, обеды и ужины, накрываемые неизменно, как по расписанию.

Баба Таня относилась ко мне со снисходительной любовью, которой любят убогих дурачков. Я не курил, не пил, не ругался матом, не умел водить трактор, косить и работать бензопилой. Поэтому в глазах бабы Тани я был недомужиком, достойным жалости и участия.

При доме – огромный огород, крошечная, но уютная банька, деревянный сортир, низкий, узкий и неудобный, а также ветхозаветный сарай, покрытый то ли рубероидом, то ли мхом.

За огородом, сразу после хилой оградки, без предисловий начинается Лес. Он дает жителям землянику, клубнику, чернику, малину, костянику, бруснику, клюкву, грибы, дрова, стройматериал, траву для скотины. Лес круглогодично снабжает озерной рыбой, а иногда балует козлиным и утиным мясом. В мироощущении местных аборигенов Лес – кормилец и безоговорочный и полноправный хозяин всего местного уклада жизни. В ветреную погоду Лес могуче шумит, подобно морю. Когда тихо, можно слышать разнообразные и загадочные для горожанина звуки населяющих его белковых существ: уханье, стрекотанье, чириканье и свист.

От дома до школы в хорошую погоду можно дойти за пятнадцать минут, наслаждаясь неторопливым физическим упражнением перестановки ног. После хорошего дождя ноги утяжелялись сапогами, дорога размокала, переброска своего туловища по той же траектории становилась нетривиальной задачей и занимала добрых полчаса.

Школа стоит на самом высоком месте и видна издалека. Вблизи ее вид портит грубая, небрежно-торопливая кирпичная кладка советских времен. Широкие окна, много раз размороженная и восстановленная местными умельцами отопительная система, плохой уголь и пьяный кочегар создают в школе незабываемо свежую атмосферу в течение всей зимы, половины весны и половины осени. Школьная кочегарка успевает за год «выпустить в трубу» весь сельский бюджет, почти целиком формируемый за счет налогов с винного магазина. Поэтому каждый раз в черном дыму кочегарки я вижу вылетающие души местных деревенских мужиков, пропитые в винном ларьке.

Над входной школьной дверью висит транспарант с загнутым правым краем. Он гласит: «Здравствуй, школ».

По сколу школьной двери (как по годовым кольцам дерева) можно определить количество покрасок, совпадающее с числом пережитых ею школьных реформаций. Их было три: первая – при реформировании образования, вторая – при его модернизации и, наконец, третья – при реализации национального проекта «Образование». На первые две покраски деньги давал совхоз, на последнее кардинальное обновление деньги «стрясли» с родителей.

Без мелких придирок можно сказать, что это большая светлая трехэтажная школа на «вырост», со спортзалом и огромной столовой, заполняемой едва наполовину. В школе 365 учащихся, 13 классов – с первого по одиннадцатый, два десятка учителей, в основном предпенсионного, пенсионного и далеко запенсионного возраста, завуч, директор, секретарь, иногда пьяный завхоз, иногда трезвый сторож и всегда пьяный электрик-сантехник-плотник, триединый в одном лице.

Через некоторое время, когда дети в деревне совсем переведутся, здесь будет какой-нибудь склад. Хотя что хранить в таком большом складе в деревне, в которой ничего нет?

В школе учатся не только «родительские» дети, но и ребята из детского дома, находящегося в живописном месте за бугром, в двух километрах ходьбы от деревни. Детский дом является реальным воплощением утопической идеи Ж. Ж. Руссо о необходимости изоляции воспитательного учреждения от внешнего мира. Если детдом надежно укрыт от внешнего мира косогором, то нельзя утверждать обратное: что внешний мир находится в безопасности от воздействия детского дома. Деревенские огороды постоянно страдают от набегов охочих до домашних огурцов детдомовских архаровцев.

Все эти детали я узнал, естественно, позднее. А сейчас я совершал мой первый ознакомительный променад, имеющий целью рекогносцировку театра военных действий и ревизию всего доступного мне пространства.

Мир, в котором мне предстояло тянуть срок, был невелик и скуден. Ограниченный лесом и рекой, он составлял площадь, едва достигающую шести квадратных километров. Добрую половину этой вселенной занимает «поскотина». Так местные жители называют кочковатое, как бы бородавчатое, в общем-то, пустое и совершенно никчемное пространство, покрытое жидкими волосиками вытоптанной скотиной травки.

Сейчас я находился на восточном краю этого довольно убогого мирка, возле детского дома. На ржавой карусельке, из тех, что обычно показывают в фильмах ужасов, бесцельно крутился щуплый пацаненок. Наконец ему это надоело и он попытался спрыгнуть. Каруселька предательски крутнулась под его ногами, и он, не удержавшись, шмякнулся на землю.