Четыре четверти: учебное пособие

Когда я подбежал, стало ясно, что ничего страшного не случилось. Мальчик потирал ушибленное колено и плакал. Это не был нарочито призывный и громкий плач избалованного шалопая, которому мама не покупает очередную дорогую игрушку. Так плачет престарелый отец над посмертной наградой единственного сына. От стариковской безысходности и тоски плача маленького детдомовца стало жутко и неуютно.

– Тебе подуть? – спросил я.

Пацан удивленно поднимает на меня большие карие глаза, которые в сочетании с очень коротко подстриженными волосами и тонкой шеей кажутся еще больше.

– А что, помогает? – недоверчиво осведомляется он.

– Еще как! – убеждаю я и дую на коленку изо всех сил.

Безотказный метод подействовал и сейчас, даже через трико.

– Чо-то я, как дура, упала, – неожиданно сказал мальчик и улыбнулся. Теперь мне становится понятно, что это не мальчик. Просто я еще не привык видеть почти наголо бритых девочек, да еще с яркими пятнами зеленки на голове.

– А я знаю, как вас зовут! – вставая, замечает девочка.

– Да ну! – удивляюсь я. – И как же?

– Вы физик. Новый.

– Точно! Хотя меня зовут немного по-другому. А тебя как зовут?

– Люся. А еще вы будете у меня классным руководителем.

– А вот и не угадала. Я буду классным в 7 классе.

Люся кокетливо улыбнулась.

– А я и буду учиться в 7 классе.

Только через некоторое время я научился отличать детдомовских детей и определять их возраст. Дело в том, что детдомовские дети, как правило, отстают от своих домашних сверстников в развитии.

Два воспитателя и нянечка, отрабатывающие смену, должны уделить внимание двадцати детям. Никто не будет «детдомовскому» ребенку перед сном читать книжку, которая ему нравится. Книжка читается одна на всех. Кушать он будет не тогда, когда захочет, а тогда, когда наступит время обеда, и не то, что любит, а то, что сегодня заказано в меню. Все недостатки массового характера воспитания детского дома приводят к тому, что ребенок, пусть даже с хорошими задатками и способностями, неизбежно начинает отставать от своего «домашнего» сверстника.

Парадокс заключается в том, что недостаток внимания сказывается даже на чисто физиологическом развитии. В детском доме кормят не так уж и плохо, иногда даже лучше, чем в иных деревенских семьях, но все равно «детдомовские» дети отличаются от «родительских» так же, как инкубаторские цыплята от деревенских, бегающих за несушкой.

– А меня зовут Леш… э-э-э Алексей Петрович, – я протягиваю Люсе руку.

Она быстро и как-то опасливо ее пожимает. Ее ладошка узкая и холодная. Люся отступает на шаг назад и говорит:

– До свидания.

Затем достает затемненные очки и гордо водружает их на свой нос. Очки дешевые, пластмассовые, почти игрушечные. Видно, что в них практически ничего не видно. Узкие черные очки в сочетании с бритой головой в зеленых пятнах смотрятся очень комично. Я едва удерживаюсь от смеха при этой неожиданной демонстрации нечеловеческой красоты и гламура.

В конце моей первой прогулки произошел конфликт с местным жителем, стремительно завершившийся физическим контактом. Где-то посередине между школой и домом из подворотни выскочил мелкий истеричный кобелек, который без всякого объяснения причин с мерзким шавочным лаем укусил меня за лодыжку. Небольно, но очень неожиданно и оттого обидно. Еще обиднее стало потому, что камень, запущенный мною в агрессора, не достиг цели. Пока я наклонялся, резвый крысенок-переросток успел нырнуть в спасительную щель под воротами.

– Один-ноль в твою пользу! Но я круче, и я еще албибэкнусь, бэби! – пригрозил я. Но настроение, и так не мажорное, после инцидента установилось самое мерзопакостное. Способ косить от армии оказался более поганым, чем предполагалось.

Мой первый день работы совпал с педагогическим советом. Директор поздравил всех с началом учебного года, представил меня как молодого специалиста, а затем с видимым облегчением предоставил слово завучихе. Завучиха, дородная женщина с большой, даже, можно сказать, угрожающей волосяной шишкой на голове начала свою речь словами: «Дорогие товарищи и господа! Хочу вам еще раз напомнить о том, как правильно заполнять Журнал и какие новые изменения и требования будут в этом году».

Народ, оживившийся при моем представлении, при первых же словах завучихи впал в летаргическое состояние. Из дальнейшей речи я понял, что в университете меня не учили самому главному – заполнению Журнала. Об этом тонком и важнейшем педагогическом искусстве не писал никто из великих педагогов, что, конечно же, характеризует этих педагогов не как великих, а как посредственных и даже никудышных людишек в образовании.

Они не знали, что, во-первых, уроки должны быть в Журнале написаны не той датой, когда проходили, а как должно быть по расписанию; во-вторых, оценки, полученные сразу всеми учениками за один урок, например за контрольную работу, нельзя, почему-то ставить в одну колонку одним числом, а надо «разносить», в-третьих… (и так далее).