Четыре четверти: учебное пособие

Но я пока еще не учитель, для меня сегодня – просто вторник, рабочий день.

Народ толкался у главных дверей школы. Учителя броуновскими частицами хаотично перемещались среди учеников, разукрашенных цветами, бантами и воздушными шариками. На лестнице появился директор. Разноцветная орда выжидательно уставилась на него.

– На стадион! – выкрикнул директор и энергично вытянул руку, показывая вектор требуемого перемещения. Масса запузырилась и постепенно, преодолевая инерционность, начала набирать ход. На подходах к стадиону это уже была неуправляемая лавина.

На стадионе, посреди поля одиноко и беспечно стоял мужичок со свистком на шее и докуривал сигаретку. Он был непразднично одет в старый спортивный костюм советского покроя с вытянутыми коленями. Орда, размахивая портфелями и цветами, устремилась на него. Воздушные шарики, подобно воинским штандартам, реяли над армией школяров. Учитель физкультуры (а это был он) затушил сигарету пальцем, спрятал окурок в карман и повернулся лицом к смерти.

– Как же он справится? – мелькнула мысль.

Но он справился. Школьная масса, как вода об утес, разбилась об Илью Муромца и через некоторое время из дикой монгольской орды превратилась в стройные римские легионы, поставленные в соответствии со стратегическим планом, утвержденным на педсовете. В середину вышел директор. Торжественная линейка началась.

Прошла она по-деревенски просто, наивно, банально и искренне.

В лучших традициях советского времени выступил председатель сельского совета. Он поблагодарил президента за счастливое детство, вспомнил свою трудную юность и неоригинально пожелал всем успехов в учебе.

Директор отметил быстротечность времени и оригинально пожелал всем почему-то здоровья.

Председатель совхоза кратко рассказал об успехах своего умирающего предприятия и выразил надежду, что дальше будет еще лучше.

Затем учительница вытолкала вперед первоклассников с квадратными от впечатлений глазами. Они прочитали стишки о школе и при этом так старались, что порой забывали дышать. Родительницы и бабушки на заднем плане промакнули платочки.

Потом вперед выдвинулись длинноногие дивы и хмурые молодые люди из 11-го класса. Они уныло пробубнили свои слова, но, в отличие от первоклассников, часто забывали текст и бессовестно подсматривали в бумажки.

Затем строй сломался, ученики побежали дарить цветы своим учителям. Ко мне подбежала конопатая девушка и вручила гладиолусы, очень похожие на те, которые я оставил на дороге под знаком.

– Это мне? – удивился я.

– Да.

– За что?

– Да ни за что! – непосредственно ответила девица. – Маргарита Ивановна приказала.

Когда вручение закончилось, вышел молодой человек в черном костюме. На плече он держал первоклассницу с огромными белыми бантами, в ослепительно белом фартуке. Должен признать, что это было очень красиво. В руке ее искренне, без пафоса запел школьный колокольчик. Казалось, звук поднимается в небеса. И только тогда, когда этот звук до предела насыщается синевой чистого и свежего лесного воздуха, он возвращается к нам обратно.

Это был Первый Звонок. Мой Первый Звонок.

– Вот тебе, Алексей Петрович – учитель физики, и первый годик пошел! – подумалось мне перед дверями с надписью «Кабинет физики».

– С днем рождения! – вслух поздравил я себя, толкнул дверь и вступил в класс.

Народ приветствовал меня вставанием.

– Здравствуйте, садитесь, – произнес я.

Народ сел, гремя стульями. Наверное, это была единственная фраза за урок, которую услышали все учащиеся.

Нет, сначала, безусловно, установилась тишина. Единая, неразличимая масса выжидательно и изучающе уставилась на меня множеством глаз. И тут я допустил первую и фатальную для первого урока ошибку – я начал называть фамилии детей по списку журнала, чтобы отметить отсутствующих. В общем, шоу началось.

– Дымкова Таня.

Общий легкий смех.

– Я не Дымкова, а Дымкова.

– Хорошо. Дымкова.

– Я!

– Понял. Заматова.

Смех усиливается.

Недовольный голос: – Я не Заматова, а Заманова.

– Извините. Заманова.

– А чо вы фамильничаете? Я – Галя.

– Хорошо, буду знать. Заманова Галя.

– Нет меня. Ушла я.

Гоготанье.

– Кожин!

– Кто-то услужливо подсказывает: – Вообще-то его зовут Будильник! – Взрыв смеха.

– За Будильника ответишь! – злобно кричит какой-то толстенький парень, действительно похожий на будильник.

– Дзынь, дзынь, дзынь, – слышится в ответ.

Дикое ржание.

Дочитываю до конца список. Последняя безобидная оговорка в фамилии Шибалов вызывает у аудитории какой-то уж совсем несуразно гипертрофированный приступ хохота.

Простое зачитывание списка фамилий ввергло аудиторию в состояние, похожее на предсмертную конвульсию. Я беспомощно и затравленно озираюсь.

Из всей этой массы вдруг выделяется первое человеческое лицо. Это единственное лицо, которое не смеется, а жалостливо смотрит на меня. Это знакомая мне Люся. Как-то я при перекличке ее и не заметил.

Наличие в этом многоголовом гогочущем чудовище знакомого человека мобилизует меня.

– А ну тихо! – ору я. – Ничего смешного и нет. Правда, Люся?

– Правда, – кивает Люся, явно польщенная тем, что я наконец-то узнал ее и обратился к ней за помощью.