Такого дружного посещения кино у нас до тех пор не бывало. Однако именно мне выпала честь беседовать с классной руководительницей с глазу на глаз о долге, дисциплине и жажде знаний. Но ведь прогуляли-то мы урок физкультуры, и уж если нанесли урон, то лишь своим мышцам, а вовсе не знаниям. Нет, само собой разумеется, прогуливать любой урок, да еще всем классом, очень некрасиво, с этим никто и не спорил. Но когда Меэритс спросила: "Пярл, а в прежней своей школе вы часто организовывали такие побеги?" — я почувствовала прилив отваги — хоть пытай, не отвечу, — и под холодным взглядом классной руководительницы чувство вины рассеялось, как слабый туман.
- Да, крепкий орешек! — признал Тауно, когда я потом рассказала в классе про допрос, который учинила мне Меэритс.
Тийю и Сирье-маленькая, сидящие за моей спиной, изумлялись наперебой, что у Меэритс все-таки есть следовательская интуиция: обвиняя новичка, легче выяснить истинных виновников.
- Зато, значит, у меня есть контринтуиция, — сказала я. К тому времени девятый «а» уже не казался мне таким заносчивым, как в первую неделю. С каждым порознь можно было великолепно поддерживать отношения, но стоило собраться вместе всем сорока, возникала какая-то отчаянная бесшабашность.
До сих пор не могу понять, почему Меэритс на классном часе не объявила о моем грехе — о посещении «Каролины», что ее удержало? Великодушие? Или она сама стеснялась, что ходит туда? Но ведь сорокалетние могут в любое время ходить куда угодно, будь они хоть дважды учителя. А может, Меэритс побаивалась Мярта? Это предположение развеселило меня…
Лежа на зеленой траве Пылтсамааского замка, я сожалела о нашей с Мяртом детски глупой ссоре из-за можжевельника. Ну почему была такой глупой — пыталась командовать Мяртом перед всей школой! Наверняка именно это и было причиной его досады! Почему я хотя бы на торжественном собрании не догадалась как-нибудь извиниться. Еще после первомайской демонстрации Мярт пригласил меня быть его соседкой за столом на выпускном вечере. Может быть, он все-таки ждал, но не осмелился пригласить меня снова? Жаль, ведь оттуда мы могли бы пойти вместе со всеми встречать по традиции восход солнца у "Русалки"[9]
.Воспоминания вызвали в душе щемящее чувство, я встала и потянулась, чтобы освободиться от него. Стийна что-то писала в своей тетради, увидав, что я поднялась, она прикрыла страничку рукой, как маленький ребенок.
- Пора идти?
- Если ты хочешь писать…
- Нет, не хочу, я просто так… черкала…
Мы решили, если попуток больше не будет, доехать до Тарту рейсовым автобусом. Но поди ж ты! Автобус наших веселых путешественников все еще стоял возле столовой и приветливо распахнул перед нами свою складную дверь.
- Мы уже подумали, что барышни упорхнули, — сообщил высокий усатый мужчина.
- Куда же мы без вас, — отшутилась я. — Сюргавере — моя любовь!
И тут же прикусила язычок: усатый, видимо, счел мои слова за намек на признание его неотразимости и уже больше не оставлял меня в покое. Стийна сначала усмехалась, но, когда увидела, что наша дальнейшая судьба находится под угрозой, сразу согласилась на вынужденное приземление. Водитель пожал плечами: "Как девушки желают". И открыл дверь. Мы выпрыгнули в вечерний сумрак и побежали в придорожный кустарник. Подождали, пока автобус уехал, и вернулись на шоссе. Ноги были мокрые от росы.
Это было не асфальтовое шоссе, а узкая гравийная дорога. Куда она могла нас вывести?
- Подходящий случай разыграть сценку из «Отверженных» великого Гюго! — бодрилась я.
- Надо бы найти какой-нибудь сарай для сена, — считала Стийна. — Ночь наступает. Или будем идти всю ночь?
- Конечно, идти.
И мы пошли по пути в неизвестность.
ГЛАВА 8
- Ты любишь ходить пешком? — спросила Стийна, когда мы прошагали около километра.
Я не знала, что ответить. С таким же успехом Стийна могла бы спросить: любишь ты спать? Или: нравится тебе носить одежду?
Чтобы как-то отозваться, я утвердительно хмыкнула.
- А мне безумно нравится ходить пешком. Ступаешь по дороге и каждым шагом ощущаешь ее, видишь вблизи каждое придорожное дерево, каждый куст. И сама становишься словно частью дороги и природы! А когда едешь — совсем не то.