Четыре дня Маарьи

Рауль предложил, чтобы мы пошли к нему "в резиденцию", где будет удобнее говорить о поэзии.

До «резиденции» Рауля было ужасно далеко. По дороге я придумывала, изобретала рифмы, вроде: резиденция — до рези день сиял. Они могли еще понадобиться.

ГЛАВА 11

В комнате Рауля был невероятный беспорядок: старомодная мебель, театральные афиши, стопки книг и фотографии. Повсюду — на стенах и даже на потолке — были нарисованы большие миндалевидные глаза.

Честно говоря, я ждала, что все здесь будет выглядеть совсем иначе. Не было во дворе овчарки, сам «дворец» оказался обыкновенным деревянным домом с мансардой — только теплицы высились в саду, как стеклянные горы.

Рауль усадил нас, принес шесть чайных стаканов и кувшин с каким-то напитком.

 - Это сима! — с гордостью сказал Рауль. — Старинный напиток, содержит в себе прозрачный сок северных берез и сладкий изюм юга.

Рауль задернул окна гардинами и зажег свечи. Сам он присел на корточки около одной из свечей и выглядел довольно сатанински.

 - Не очень-то заводись, — призвал его к благоразумию Айн. — Послезавтра экзамен, помни.

 - И есть же люди, которые не в состоянии выключаться из действительности! — Рауль вздохнул. — Ты, Айн, один из них.

 - Ну да, стипухи тебе все равно не видать.

 - Мы ведь не живем, чтобы учиться, а учимся, чтобы жить, — ответил Рауль.

…Да, Стийна была верной ученицей Рауля, и как только он попросил ее прочесть новые стихи, она послушно достала из сумки свою общую тетрадь в розовой обложке и принялась тихонько декламировать.

Рауль поставил перед нею на стол свечу в виде шишки, на полках позади Стийны он поместил две обычных хозяйственных свечки.

Рисует крылья на моей спине
свет этот, сумасшедший и дрожащий,
летящий мимо… Ах, как больно мне!

Когда Стийна кончила читать, Мейер спросил:

 - Ты что-нибудь уже опубликовала?

Стийна не успела ответить, потому что Рауль сказал:

 - Стийна пишет немного вроде Деборы и немного вроде Минни. Конечно, в ней есть что-то и от Вийви, но в более зрелом, городском периоде.

Принялись обсуждать, на чьи стихи больше похожи «вещи» Стийны и кто на нее повлиял. Прошло довольно много времени, прежде чем я догадалась, что тут называют всех знаменитых поэтов и поэтесс по имени. Может быть, они действительно были их близкими знакомыми? Стийна сидела, опустив глаза в пол, и молчала.

Я подумала: как Стийна может слушать все это, не возражая? Если она считает, что ее стихи никогда не достигнут уровня стихов Рауля, как же она позволяет сравнивать себя с Вааранди, Нурме, Луйк и Мерилаас? Или это ей льстит? Но, может, над ней просто насмехаются?

И тут я неожиданно вспомнила, что, кажется, читала одну повесть Пеэта Мейера. Спросила:

 - Скажите, Пеэт, "Два барьера" — ваша книга?

 - Моя, — Мейер улыбнулся. — Читала?

 - Господи! Но ведь это же совершенно нормальная повесть!

Мейер посмотрел на меня, скрестив руки на груди, затем рассмеялся.

 - Время Пеэта еще не пришло, — уверенно объявил Рауль, и мне жутко захотелось спросить: "А твое время уже пришло?" — Пеэт еще слишком мало страдал. Земные заботы поглощают его.

 - Какие заботы?

 - Жена и ребенок. Настоящий творец должен быть свободен от каких бы то ни было земных обуз.

Рауль умел говорить красиво — это так. И свои стихи он читал красиво, слова звучали напевно — слушаешь и не вникаешь в смысл.

 Аэт восторженно вздохнула. Вот так, теперь и она заворожена "удивительными вещами". Я словно попала в замок Спящей красавицы — все спят, лишь я одна бодрствую. Или… Может, только я одна сплю? А может, просто я тупица, которая никогда не сможет понять стихи, удивительные стихи? И тут вдруг я вспомнила, что Рауль поджигал елки, и во мне воспрянула прежняя злость.

 - По-моему, в них все же очень много от Эдуарда, — нарочно подделалась я под общий тон.

Никто ничего не сказал. Затем Аэт стыдливо спросила:

 - Какого Эдуарда?

 - Эдуарда? Ну Вильде[14]. Разве же вы еще не проходили "Крестный брат Иоханнес"?

Мейер прыснул.

 - Между прочим, "Единоплеменник Иоханнес", если уж быть точным, — сказал он.

По лицам остальных было понятно, что мне удалось величайшее осквернение святыни. План моей операции был таков: как можно больше выставлять Рауля в дурацком свете, чтобы Стийна увидела наконец, кто он на самом деле. Теперь этот мой план полностью провалился. Рауль больше ни за что не поверит, что я действительно пишу лунные вещи… Но нашему диспуту был положен мгновенно неожиданный конец.

Выкрашенная черной краской дверь распахнулась и осталась настежь раскрытой. В комнату ворвалась крупная немолодая женщина, уперлась руками в бедра и спросила угрожающе:

 - Ах, вот как выглядит учение в тишине и одиночестве?!

Я наслаждалась всеобщим замешательством.

Рауль осмелился наконец представить нам женщину:

 - Вирве, моя тетя. Хозяйка этого дома. Работает в торговле. А они тут… мои коллеги, литераторы… Позволь угостить тебя симой.

 - Меня угостить?! Да кто, скажи, приготовил эту симу! Если ты хоть немножко мужчина, сейчас же начинай заниматься.