Четыре дня Маарьи

Роман повествовал о перипетиях жизни одной женщины. "Ее пути растворялись в тумане", и "сердце ее теснилось постоянным беспокойством". Описания природы следовали одно за другим, и все это было похоже на длинное-длинное школьное сочинение, написанное согласно всем школьным требованиям: начиналось с картины природы и кончалось тем же. Меня всегда раздражала эта кутерьма с природой, которой занимаются в наших сочинениях всегда дороги учеников начинаются с восходом солнца и в дымке тумана, а кончаются во время заката и "мокрой от росы травы", даже тогда, когда речь идет об экскурсии в городской музей. И все венчает заключение: "Мы были усталыми, но счастливыми" или: "Мы устали, но были довольны".

Наконец Долорес кончила чтение, сказала, что познакомила нас лишь с узловыми эпизодами, а со всем остальным мы сможем познакомиться сами, потому что она доверяет рукопись Аэт, чтобы та передала ее своему отцу. Во взгляде, который Аэт бросила на меня, была мольба о помощи, но я промолчала. Тогда Аэт нашла другой спасительный прием, чтобы уклониться от обещания выполнить просьбу Долорес, и сказала, что ведь Стийна тоже пишет стихи.

 - Зийночка, это правда? — изумилась Долорес. — Ну, конечно, кровь зовет птенцов дятла на дерево!

Стийна покраснела.

 - А-а, значит, «Стийна» — это твой псевдоним? — спросила Аэт.

И вдруг я догадалась, почему Рауль сказал: "Моя крестница" — наверное, именно он и назвал ее так. Имя Стийна очень ей подходило. А все другие могли думать, будто это сокращенное Кристийна.

Стийна не ответила, но захлопнула книгу Рауля. Собственно, это была не книга, а толстая тетрадь в кожаном переплете, какие во многих домах используют в качестве альбомов, куда гости пишут что-нибудь на память хозяевам. Я еще раньше успела заметить, что там были только стихи Рауля.

Долорес, вдохновленная нашим вниманием, уже собралась прочесть нам свою лучшую поэму, эту самую "Тоскующую душу". Она сообщила, что долго искала рифмы и что она не одобряет этот небрежный белый стих, которым сейчас увлекается молодежь. Отсутствие рифм, четких размеров и знаков препинания было, по ее мнению, просто результатом необразованности, отсутствием "классического образования" у молодых эстонских поэтов. Долорес утверждала, что уже исчерпала в поэме все рифмы на слово «душа» и что сама она пишет в духе Гете.

Я устроилась в кресле поудобнее, подобрала под себя ноги, приготовившись вежливо выслушать поэму. Но… когда я проснулась, в комнате было темно и тихо. У меня на коленях лежал кусок какой-то белой ткани. Стийна и Аэт спали на полу, а Долорес возвышенно похрапывала на кушетке. У меня затекла шея, и я потерла ее рукой. Когда глаза мои привыкли к темноте, оказалось, что колени мне согревает ночная рубашка, которая осталась в сумке у Стийны. Итак, Стийна покрыла ею мне ноги, когда заметила, что я задремала. В благодарность за насмешки над ее Раулем? Я стала изобретать возможность искупить свою вину перед Стийной, но не могла ничего придумать. Потом я разглядела на полочке возле моего кресла книгу Рауля, встала и подошла к письменному столу Долорес, где в специальной подставке стояла пестрая шариковая ручка. Я тихонько приблизилась к окну, приоткрыла плотную гардину и при слабом свете пасмурной белой ночи написала на предпоследней страничке переплетенного в кожу томика: "Милая Стийна, прости меня. Я не нарочно была плохой. Маарья".

После этого следовало бы тихонько уйти навсегда. Но остальные сопели так сладко, что и мне опять захотелось спать. Я положила книгу на прежнее место и снова свернулась клубочком в кресле.

ГЛАВА 13

Утро принесло приятный сюрприз: в квартире Долорес имелась ванная! Но увы, у Долорес не было дров, чтобы протопить колонку и согреть воду. Однако хозяйка торжественно объявила, что еще до Первого мая, предчувствуя наше появление, она вымыла ванну, кроме того, она считала, что молодежь должна закаляться.

Почему во время странствий человек пачкается в сто раз быстрее, чем дома? Мне казалось, что под холодным душем Долорес с меня сошло десять грязных шкур. Уф! Такая ледяная закалка летом вполне терпима, но зимой мне бы это не понравилось.

После водяной процедуры Стийнина тетя угостила нас крепким кофе в крохотных розовых чашечках. Долорес заулыбалась, заметив, как мы мгновенно оживились, и объявила, что у нее должен быть пакет фрикаделек, но сейчас она никак не может его найти, хотя на прошлой неделе он был здесь, и она клялась, что фрикадельки вкусные. Долорес искала под кроватью, в плите, в книжном шкафу, даже за зеркало заглянула. Я заметила, что Аэт волнуется. Еще бы! Ведь ее мать в свое время окончила школу домоводства и прекрасно готовила "полезную для здоровья, но вкусную пищу". Представляю, каким деликатесом казались Аэт фрикадельки недельной свежести!

 - О-о, не стоит беспокоиться, — сказала я Долорес.

 - Может, завтра фрикадельки найдутся! — утешала тетю Стийна. — А мы торопимся.