Четыре дня с Ильей Муромцем

Но сейчас надо думать о том, как выбраться на одну из тех асфальтовых дорожек, о которых рассказывал Вадик. Я пошел наугад прямо через лес, уверенный, что очень скоро найду какую-нибудь дорогу или, на худой конец, линию связи. Но лес, вначале довольно редкий, становился все гуще и гуще. Все чаще встречались упавшие от старости деревья. Огромные выворотни казались вставшими на дыбы медведями. Высохшие, с отпавшей корой сучья тянулись к небу, как руки Кащея. Жуть! Только похвалил… И куда только администрация заповедника смотрит?

Сначала я пробирался сквозь заросли, тщательно оберегая свой элегантный супермодный костюм в стиле древнерусских мотивов под названием «А ля гридинь». Но потом пришлось махнуть на него рукой и пробираться напропалую, лишь бы поскорей выбраться из этого гиблого места, где даже птиц не было слышно. Но лес оставался все таким же трущобным. Пахло прелью, и глаза разбегались от множества грибов, росших на кочках, под серыми стволами елей, во мху или на толстом слое порыжевшей, старой хвои. Всюду лишайники, плесень, труха. Из каждых десяти деревьев пять так точно были гнилыми.

Несколько раз зацепившись брюками и рубашкой за острые сучья и с остервенением отмахиваясь от комаров, я выбрался наконец на полянку. Она тоже вся была покрыта цветами. По краю ее густо росла малина. А сколько здесь было ягод! Я в жизни такого не видывал. Приподнимешь ветку, а она вся словно чем-то красным облита. Тяжелые, спелые ягоды падали на землю, едва к ним притронешься. Не сходя с места и ободрав всего лишь две ветки, я так наелся, что даже подташнивать начало.

Выбравшись из малинника, я остановился на краю полянки и осмотрелся. Над травой и цветами деловито гудели пчелы. До одури пахло медом. Справа от меня росло дерево с гладкой корой. Я вынул из кармана складной ножик и принялся вырезать надпись: «Здесь был я…» Оставалось только поставить дату и собственные инициалы, но тут на полянку с противоположной стороны выкатился веселый, пухленький медвежонок. Увидев меня, он встал на задние лапы, принюхался и вдруг, испуганно рявкнув, бросился к одному из деревьев и быстро вскарабкался вверх по стволу.

В лесу раздалось грозное рычание. Я выронил из рук ножик и, подпрыгнув, ухватился, как за спортивную перекладину, за нижнюю ветку дерева, под которым стоял. Подтянувшись, я классически вышел в упор на руки и встал на ветку, придерживаясь рукой за ствол. Внизу бушевала разгневанная мамаша медвежонка. Разинув пасть с желтыми, большими клыками, она яростно рычала, мотала головой и тянулась ко мне когтистыми лапами.

В общем, я почти и не испугался. Я знал, что медведи в заповедниках практически ручные. Да и питаются они в основном малиной, различными личинками, корешками, а отнюдь не туристами. Но все же я счел необходимым перебраться этажом выше. Кто знает, какую высоту с места способны брать рассерженные медведицы.

Забравшись выше и удобно устроившись в развилке ствола, я только сейчас заметил, что сижу на дикой лесной яблоне. Ветви были густо усыпаны мелкими зелеными яблочками. Я сорвал одно, надкусил и поморщился. Кислятина! Прицелившись, я запустил яблочком прямо в открытую пасть медведицы. Пасть тотчас захлопнулась. Пожевав и проглотив яблоко, медведица задумчиво склонила голову набок, словно оценивая вкус съеденного, и с новой силой принялась скандалить.

Обойдя вокруг моей яблони и немного успокоившись, разгневанная мамаша направилась, наконец, к осине, на которой сидел ее сыночек. Она явно просила его спуститься. Но тот лишь крутил головой, поскуливал и слезать не хотел. Разговор между ними, насколько я понял, происходил примерно такой:

— Спускайся, я его прогнала.

— Нет, он сидит на дереве, совсем близко.

— Он не страшный. Видишь, как меня боится?

И медведица, обернувшись, еще раз рявкнула на меня. Но я опять запустил в нее маленьким, твердым яблочком.

— Вот! — завопил медвежонок. — Он ни капельки тебя не боится. Он страшный. Я не слезу.

Тут медведица снова кинулась к моей яблоне. Она рычала и прыгала, вставала на дыбы и размахивала лапами, пытаясь меня достать. Сынок с одобрением смотрел на ее действия, но спускаться на землю не собирался.

А мне все это уже начало надоедать. Сидеть на дереве и кормить собой комаров не такое уж большое удовольствие. Куда запропастились служащие заповедника? Где сторожа, егеря, обходчики, или как их там еще называют? Зверь более получаса держит человека в осаде, а им хоть бы что! Уже пора бы прийти на выручку. Ведь этот медвежий концерт далеко слышен. Даже кретин поймет, что в лесу что-то случилось.

Но сторожа и обходчики не появлялись. Вот всегда так: стоит зайти в лес и развести костер — они тут как тут. Протокол, штраф, нравоучения… «Почему намусорили в лесу?», «Почему консервные банки на землю бросили?». Мозги промывать умеют, а вот когда помощь требуется, их днем с огнем не найдешь.